Кофе сварился, покрывшись нежной коричневой пенкой; я аккуратно перелила его в чашку, вышла в гостиную и, подойдя к библиотеке, – большому дубовому шкафу, доставшемуся мне от предыдущих жильцов, – совершила ежедневный ритуал: медленно провела пальцем по рядам книг, упрашивая авторов поделиться со мной мастерством сочинять шедевры. Они никогда не отзывались сразу – мои любимые, гениальные, давно умершие люди, – а давали подсказки на страницах томов, испещренных словами. Стоило открыть один, и я забывала о времени, пробегая глазами по знакомым абзацам, находя в них новые оттенки, отмечая наиболее удачные речевые обороты и неизменно поражаясь силе искусства рассказывать истории. Я им недостаточно владела и от этого часто злилась, расстраивалась, но в душе лелеяла надежду, что со временем и у меня получится написать великий роман. Я не собиралась сдаваться, но пока в самом углу верхней полки скромно стояла единственная книга, на твердой красной обложке которой золотыми буквами было выбито мое имя и символичное заглавие: «Темнота». Именно в нее я погружалась каждый день все глубже и глубже, в бездонную темноту творческого кризиса и простого человеческого отчаяния.

– Ладно, хватит страдать, – сказала я вслух. – Беккер ждет статью к семи часам, а у тебя пока нет ничего, кроме набросков.

Рив Беккер – мой друг и начальник, главный редактор газеты «Мнение». Мы познакомились, когда я пришла на собеседование, держа в руках папку со своими публикациями в студенческом журнале и маленьком новостном издании города Калмси. Высокий, подтянутый, с постоянно взлохмаченными, чуть вьющимися темными волосами и внимательным взглядом зеленых глаз, Рив оказался старше меня всего на десять лет. Он успел хорошо зарекомендовать себя в профессиональном сообществе, но занял ответственную должность сравнительно недавно, поставив цель любой ценой сделать газету лучше. Он жестко и методично вносил изменения в работу редакции: безжалостно увольнял репортеров, халатно относящихся к обязанностям и не оправдывающих ожиданий, самостоятельно нанимал новых сотрудников и уделял особенное внимание их обучению, расширял тематику статей, искал новые формы подачи материала. Он убрал со страниц все рисунки, шаржи, карикатуры, оставив только строгие, но качественные фотографии и много текста. «В моей газете нет места для кривляний!» – сказал он, закрывая юмористический раздел, и «Мнение» превратилось в издание для серьезных людей. Но превыше имиджа, известности или заработка Рив заботился о правдивости и обоснованности публикаций. Все знали, что у него пунктик на эту тему и что он вытрясет всю душу из своих подчиненных, если будут сомнения в достоверности сведений. «Вы обращаетесь к людям напрямую, – внушал он нам на планерках, – ваши слова запоминают, обсуждают с соседями и пересказывают в очередях. Это накладывает на вас огромную ответственность! Каждый раз, прежде чем начать писать, подумайте, какую информацию вы хотите принести в этот мир!» Я думала, писала и хотела быть похожей на Беккера. Казалось, он не знает усталости, живет исключительно своим делом, частенько ночуя в редакции прямо за рабочим столом, но с ним газета без труда переросла формат простого источника новостей, вдвое увеличилась в объеме, стала самой читаемой в Лардберге и его окрестностях, а постепенно захватила и другие города. С каждым годом телевидение и новостные порталы в сети приобретали все большую популярность, но мы крепко держались на плаву. Я искренне считала, что только благодаря стараниям Рива Беккера и подобных ему трудоголиков печатная пресса продолжает интересовать людей, но в глубине души знала: немалая заслуга в нынешнем успехе газеты принадлежит мне.