– Для вас нуониэлей все вопросы неуместные!

– Отнюдь! – поднял свою желтоватую бровь нуониэль. – Просто у тебя нет воображения.

– Хочешь сказать, есть вопросы, на которые ты не станешь дуть щёки, прикидываться самым важным дубком в мире, а просто ответишь?

Тимбер улыбнулся. Гиди прищурился и стал думать.

– Тебя зовут Тимбер Линггер, – начал Агидаль – Эта река называется Лингерия, а долина – Линггерийская. И это странно! Ведь вы все тут вроде как с ума сходите по лиственницам. Они здесь повсюду растут! В том числе из господских голов. Я сносно говорю по-ланнийски, и знаю, что лиственница будет lari. Это совсем другое слово! Так откуда названия реки и долины? И почему у тебя такое имя?

– Давным-давно в здешних краях поселился герой по имени Лингг, – помолчав, ответил Тим, мерно работая вёслами. – Отсюда и названия. Мне с братьями дали семейное имя в его честь.

– Не часто отец даёт сыновьям чужие семейные имена…

– Наш род – потомки Дисидора, – ответил Тимбер. – Поэтому семейное имя наше Дисидуарии. Свет знает, что было на уме папаши, когда он решил назвать нас в честь древнего героя! Может, хотел крепче связать наш род с этим местом?

– А что с твоим первым именем? – спросил Гиди. – Почему Тимбер?

– Это не лучший вопрос, – серьёзно ответил нуониэль.

– Что же в нём дурного?! – удивился Агидаль.

– Можешь звать меня коротким именем Тим, – ответил ветковолосый и налёг на вёсла так, что Гиди понял: больше об этом говорить нет смысла.

Потребовалось несколько часов, чтобы достигнуть самого отдалённого поселения Линггерийской Долины – деревни Сихоти. Не более десятка домов жались друг к дружке у левого берега реки. Среди построек ещё оставались те традиционные нуониэльские трёхстенные домики. В древности нуониэли не ставили одну из стен жилища, чтобы оставаться ближе к своему любимому лесу. В те времена нуониэли славились крепчайшим здоровьем, которому нипочём холодный ветер и мороз. Но время шло, и практичность человеческих изб, полностью закрытых от непогоды, осознали и ветковолосые. И всё же, в каждом поселении до сих пор жили семьи, предпочитающие трёхстенки, пусть и не круглый год.

Лодка путников прошла под обветшалым каменным мостом и пристала к пологому берегу, где отдыхали несколько перевёрнутых рыбацких плоскодонок. Не успели они ступить на берег и подтащить лодку, чтобы её не унесло течением, как к ним подбежал человек. Этот старичок в одежде из серой мешковины и в драных лаптях, начал махать руками от радости: вернулся маленький хозяин.

– Господин Тимбер, – шепелявил он своим беззубым ртом, – Как славно, что господин Агидаль вас нашёл! Светлый день!

И он отвесил нуониэлю сразу три поклона. Затем он кинулся к поклаже и взвалил на свои худые плечи все пожитки Тимбера.

– Комната ваша убрана! Ждали ведь! – радовался старичок, ступая от реки к серым домикам.

– Ты не спеши, Сива, – окликнул его Тим, продолжавший стоять у воды. – Я вещи возьму и уйду.

– Ну уж нет, брат! – возразил Гиди. – Сегодня мы тут ночуем.

– Помнится, ты спешил к жене, – заметил Тим.

– Да часа через четыре стемнеет! – сказал посыльный. – А ещё здесь время пойдёт.

– Успеем! – отмахнулся Тим.

Тут старичок Сива подпрыгнул, хлопнул себя по бокам и подскочил к путникам.

– Забыл я, старый огузок! – выругался он, обращаясь к посыльному. – Вам, господин Агидаль, письмо из Шоли, от мастера.

Старичок взвалил подорожную суму господина на плечо и спешно, чуть ли не бегом, заторопился куда-то к домам.

– Ероха, господин из Шоли воротился! – кричал он кому-то. – Ероха, кажи цидульку!

Путники подошли к главному дому селения: большому двухэтажному срубу, брёвна которого от старости стали серыми и лощёными, словно крашеные серебром.