Путь через сад до храма не отнял много времени. Ситара знала его очень хорошо. Каждый поворот дорожки, каждый куст париджат, каждый камушек. Еще несколько шагов – и она ступит под тяжелые холодные свода обители Великой Матери. Еще несколько биений сердца, несколько вздохов – и принцесса увидит возлюбленного.

Уверенная в том, что ее никто не видел, потерявшая бдительность, Ситара не успела даже вскрикнуть, когда ее схватили чьи-то сильные руки, закрывая ей рот. Она забилась, замычала – но что может одна хрупкая девушка сделать против дюжины мужчин? В рот споро засунули кляп, руки связали не веревками – тканевыми лентами. Сорвав с головы вуаль, закрыли глаза повязкой.

Глупая птичка попалась в силки. Почему она поверила той записке? Почему не усомнилась?

Ситара отбивалась как умела, а умела она немногое. Ее не учили боевым искусствам, она была женщина, священная, красивая, будущая мать. Да и особой статью девушка не отличалась. Хрупкая, гибкая, невысокая, с роскошными волосами черного дерева, она по праву считалась одной из первых красавиц Дарханая.

Ситара прекрасно танцевала, уверенно ездила верхом, а драться не умела вовсе и оружия в руках не держала – это было строго запрещено священными законами бытия. Та женщина, что пролила кровь в бою, уже не должна была становиться женой и матерью. Ее удел – вечное очищение при храме Великой Матери.

Теперь, когда Ситару тащили куда-то неизвестные, но весьма дурно пахнущие мужчины, когда от кляпа выворачивало, когда платок, накинутый на лицо, был влажным от слез, девушка горько сожалела, что была такой послушной. Ингвар взял бы ее любой. И из храма украл бы, и за оружие никогда б не укорил. Но зато она не была бы беспомощна как мышь в зубах у кошки.

Когда она вернется домой (а иного и быть не могло), она все эти проклятые законы отменит! Женщина должна иметь возможность и право на защиту. В конце концов, не всегда рядом будет муж, или отец, или брат!

Отлично понимая, что никакие традиции ломать ей не позволят, Ситара все же представляла свое триумфальное возвращение. Злость давала ей сил. Она непременно вернется в Дарханай! Не сломается, не сдастся, все вынесет!

От кислого запаха пота тех, кто ее волок, кружилась голова. Отчаянно хотелось облегчиться – верно, от столь жуткой ситуации. В ушах шумело, в носу щипало, но даже в таком отвратительном состоянии девушке удалось уловить шум волн. Море. Ее несут на корабль. Впрочем, так она и думала. Работорговцы – бич Дарханая. Как ни бился ее отец, как ни старались стражи, девушек и юношей все равно похищали. И если в Танорме жалоб было не так уж и много, то в деревнях и дальних храмах отроки пропадали частенько. Сейчас ее спустят в зловонный трюм и увезут… куда-то очень далеко. Ее ждет тяжелое испытание – несколько недель без солнца, в грязи и голоде, среди таких же несчастных. Но Великая Мать полна справедливости, она не посылает своим дочерям испытаний, которые невозможно преодолеть, а если и посылает, то лишь для их блага. Закончится один круг жизни – начнется другой, еще лучше и светлее. Ситара была дочерью дархана, вероятнее всего, в следующей жизни она будет и вовсе мужчиной, воином… так что не стоит плакать. Тем более, что слезы уже иссякли.

Девушку принесли на корабль и втолкнули в какое-то помещение. Она упала на мягкое. Чужие руки и запахи исчезли, дышать стало легко. Ситара пошевелила руками и ногами, удивилась свободе, стянула платок с лица и выплюнула кляп. Каюта, очевидно, предназначенная для нее, не была похожа на сырой и темный трюм. Напротив – перед глазами предстала неожиданная роскошь. Большая кровать занимала почти все пространство. Бархатные фиолетовые подушки, шелковое покрывало чудесного лилового цвета, даже льняные простыни – и все было свежим, чистым. Кроме постели, в каюте поместился только небольшой, прикрученный к стене и полу столик, под которым обнаружился железный ночной горшок. На столике стоял жестяной таз, а выше, на полке – медный кувшин для умывания. Потертый, с вмятинами, на цепочке – видимо, чтобы во время качки не летал по каюте.