– Ты ни фигасики не узнал, отец? – разочаровался Хорошист.

– Почему не узнал? Разве я начинающий телепат, чтобы вернуться ни с чем? Пошарив по пустым головам, в конце концов я проник в мысли начальника телохранителей! – хитро улыбнулся старый лобастик.

– Пупа?

– Его самого! И зол же он! Ругает королеву упрямой Карлухой, потому что она не взяла его на колесницу. По обрывкам его мыслей мне удалось выяснить, что карлики направятся к океану по высохшему затону, найдут корабль и поплывут на необитаемый остров, где зарыты сокровища.

– А где находится остров? – спросил спустившийся с сосны Бормоглот.

– Пуп не знает, потому что карта у королевы.

– А в ее сознание нельзя забраться? Дедусик, пожалуйста, попробуй! Ты же умеешь! – Бубнилка прижалась к старику.

Лобастик погладил ее по похожей на редиску голове:

– Не все так просто, внученька. Рыжая Карла умеет выставлять мыслеблоки. В ее сознание можно проникнуть, лишь когда она спит, но тогда мы не узнаем координат, потому что цифры не будут ей сниться.

– Так я и знал, что у нас ничего не получится. С каждым годом дела идут все хуже! «Ща копыта отбросим!» – как сказал бы Вильям Шекспир, – ворчал Отелло, помогая отцу перебраться на скейт, которым старый лобастик управлял с помощью телекинеза (способности передвигать предметы на расстояние силой мысли). Этот навык развился у лобастика под старость взамен ослабевших ног.

– Какие мы времятерялки! Изруковонвывалительство! Надо устроить торопишки и поспешалища, а то будут опоздалки! Пора делать бежалки! – крикнул Хорошист, приплясывая на месте.

Он хотел немедленно отправиться в путь, но остальные участники экспедиции не были склонны разделить его пыл.

– Так просто за карликами не угнаться. Реакторное войско делает переходы почти по сто километров в день, а среди нас девушка, старик и ребенок. Скоро они выбьются из сил, и мы безнадежно отстанем, – здраво возразил Пупырь.

– Что же делать? – спросила Трюша.

– Думать, дочка, думать! Иногда пять минут подумать полезнее, чем пробежать тысячу верст! Это дурные головы ногам покоя не дают. – Укоризненно посмотрев на Хорошиста, папа-мутантик сел на камень, сложил на животике ручки и, шевеля большими пальцами, на долгие полчаса погрузился в размышления.

Бормоглотик затруднился бы сказать, думал ли Пупырь на самом деле или глубокомысленно тер нос, морщил лоб и вздыхал, изредка издавая многозначительные «м-м-м», «хм», «мда» или «угу». Порой кошачьему мутантику казалось, что отец его невесты притворяется, а иногда что он действительно размышляет. Наконец Пупырь, будто бы для того чтобы сосредоточиться, опустил голову на грудь, закрыл глаза и начал тихонько похрапывать.

– Обдурительство, вредительство и заносоводительство! Сказал, что будет думать, а сам устроил храпелки и соподрыги! – возмутился Хорошист.

Когда все убедились, что шерстюш спит, и хотели его разбудить, он вдруг вздрогнул, вскочил с камня и сказал:

– Провел я вас, оболтусы? Поверили, что я спал?

– А кто храпел?

– Как храпел? Вот так: «хр-шш, хр-шш-пшш». Это я не храпел, а размышлял!

– Ну и как, наразмышлял что-нибудь? – с иронией спросила Трюша.

Пупырь укоризненно покосился на нее и погрозил пальцем:

– И ты, ты могла в этом усомниться?! О дочери, как вам недостает доверия к собственным отцам! Разумеется, я нашел выход из положения! Если б это была чья-то чужая идея, а не моя собственная, я не постыдился бы назвать ее гениальной!

Отелло воткнул в землю прямую палочку и, взглянув на тень, увидел, что его простейшие солнечные часы показывают то ли второй, то ли третий час.

– Как сказал бы Вильям Шекспир, «полный атас»! Мы уже полдня потеряли! – пробурчал он.