Каким образом эта вещица сюда попала, уму непостижимо. Он вспоминает, как видел ее в последний раз на Вере: заколка поблескивала серебром в водопаде светлых детских волос. Свои заколки и резиночки дочка хранит в старой шкатулке для сигар, которая досталась Колину от дедушки.

Забыв и про заместителя директора дома престарелых, и про табличку «Выход», торчащую из коробки, Колин проводит по заколке подушечкой большого пальца. Он уже был с Джессикой у врача. Слушал сердцебиение малыша. Но ему по-прежнему трудно делать вид, будто он страшно радуется еще не родившемуся ребенку, когда с уже рожденной дочерью все стало так сложно.

Колин пробовал позвонить Вере и один раз даже издалека видел ее на школьной игровой площадке, но не решился подойти и заговорить. Он не знает, что сказать. Каждый раз, когда он вроде бы чувствует себя дозревшим до извинений, ему вспоминается, как Вера смотрела на него в больнице после циркового происшествия: молча и с осуждением. Словно бы даже при своем маленьком жизненном опыте уже сделала вывод, что отец не оправдал возложенных на него надежд.

Колин понимает: в жизни быть хорошим папой сложнее, чем в рекламных роликах. Мало пинать мячик на зеленой лужайке и уметь заплетать косички. Хороший отец знает слова любимой песни своей дочки. Он просыпается среди ночи за мгновение до того, как слышит, что она упала с кровати. Когда она кружится в балетной пачке, он смотрит и представляет себе, как однажды она будет танцевать в свадебном платье.

Еще ему удается делать вид, будто в их паре он главный, хотя на самом деле она совершенно обезоружила его, впервые улыбнувшись ему из колыбели его согнутой руки.

Теперь Колин так много думает о Вере, что ему непонятно, как он в свое время умудрился отвлечься от нее настолько, что совершил непоправимую ошибку – переспал с Джессикой прямо у себя дома. Колин вздыхает. Он любит Джессику, и она права: пора кардинально меняться. Поэтому он мысленно дает себе обещание отныне стать лучшим отцом и сделать так, чтобы Вера только выиграла оттого, что он решил перевернуть страницу. Он наведет порядок в своей жизни и сразу же вернется к дочери. Он все ей возместит.

– Мистер Уайт! – нетерпеливо произносит заместитель директора дома престарелых, стоя на пороге. – Мы можем продолжить?

Опомнившись, Колин прячет заколку в карман, достает из коробки табличку и начинает как по писаному нахваливать ее способность экономить энергию и деньги. При этом он спрашивает себя: неужели человек, который зарабатывает себе на жизнь тем, что помогает людям уйти от одинокой старости, не найдет выход без таблички?

6 сентября 1999 года

Милли Эпштейн берет диетическую колу и садится рядом с дочерью на диван в гостиной:

– Считай, тебе повезло. Вере могло присниться, будто ее охраняет английский солдат в большой мохнатой шапке, и тогда она бы жаловалась, что он не помещается на заднем сиденье твоей машины.

Мэрайя прижимает свою банку содовой ко лбу:

– На следующей неделе начинаются занятия в школе. Вдруг дети будут дразнить Веру?

– Нашла о чем беспокоиться! Не смеши меня. Девочке семь лет. Через неделю она и не вспомнит про эту свою хранительницу.

Мэрайя подносит острый край банки к губам:

– Это все моя наследственность.

– С тобой все было в порядке! – вскипает Милли. – Просто твой Колин внушил тебе, что ты мешуге[7], хотя на самом деле ты просто немного расклеилась.

– Ма, я лечилась от клинической депрессии.

– Но это ведь не то же самое, что думать, будто инопланетяне передают тебе сообщения по радио?

Мэрайя поворачивается к матери:

– В шизофренички я никогда не записывалась.