– В этом мире, Эф, – сказала она, – нет ничего настоящего.

Мы пролетаем мимо спортивных площадок, на которых выполняют упражнения необходимые для долголетия. Мы пролетаем мимо билбордов с забавными лозунгами:

«Пять минут боли, ради сотни лет жизни».

«Один приём, и ты спасён».

«Сегодня старик, завтра младенец».

– Мы подсели на это, как на запрещённое и давно уничтоженное вещество, и слезть уже не можем. Наша жажда долголетия и жизни ради жизни. Желание добавить себе ещё пару минут. Стремление обрести бессмертие. Всё это стало нашим наркотиком.

– Путь во спасение? – улыбался я.

– Скорее, путь в никуда, – ответила она, осушила свой бокал, – ну что, пойдём танцевать?

Мы подъезжаем к зданию, из которого валит тёмный дым и рвётся обжигающее пламя. Это событие сродни солнечному затмению, настолько оно редкое, что собирает вокруг кучу любопытных улыбающихся зевак. Никто не боится, не волнуется и не переживает. Это всё эмоции, которых просто не существуют, а ты в мире кукол, уголки ртов которых на заводе заранее растянули.

Я выхожу из планера, делаю глубокий вдох, улыбаюсь. Я одна из кукол с завода.

Если постоянные позитивные эмоции, это не счастье, то, что тогда счастье?

Видимо, что-то другое.

Я внимательно смотрю на пламя и хлопаю глазами. Щёлк. Я разглядываю плавящееся на моих глазах, словно свечка, здание. Я рассматриваю весёлых жильцов этого дома. Прохожих, для которых этот день, как и все остальные – лучший день в их жизни.

Все улыбаются, и я улыбаюсь вместе с ним. Щёлк, щёлк, щёлк.

Улыбочку, пожалуйста.

Щёлк.

Довольно удобно, когда фотоаппарат встроен прямо в глаза. Можно делать снимки и мгновенно их редактировать силой мысли.

Щёлк.

Я просто хлопаю глазами, и каждый запечатлённый момент сохраняется в памяти моего жёсткого диска.

Щёлк.

Все улыбаются, и мне становится интересно, что будет с ними, если они начнут гореть заживо.

Щёлк.

Мне хочется посмотреть, будут ли они улыбаться, когда их кожа начнёт плавиться прямо на их телах, словно воск.

Щёлк.

Я сделаю каждый кадр их радостных лиц во время их сгорания. Во имя всеобщего счастья, долголетия и бесконечной жизни ради бесконечной жизни.

Щёлк.

Улыбайся, пока горит твой дом. Улыбайся, пока разрушается всё то, что ты когда-то любил, пока сам ты сгораешь заживо. Улыбайся, когда понимаешь, что жить тебе осталось не больше минуты.

Никакого долголетия. Никакой вечной жизни. Никаких тебе положительных эмоций, счастья и позитивного настроения.

Щёлк.

Перед глазами вылезает огромная красная надпись:

Ошибка!

Кругом бегают и кричат люди. Языки жёлтого пламени жадно облизываются и заглатывают всё больше и больше частей дома. Некоторые люди кричат, некоторые бегут, прижимая тряпки к лицу и кашляют. Вокруг нас бегают полусогнутые задыхающиеся люди. Я оглядываюсь по сторонам, и понимаю, что постепенно мы отдаляемся от дома. Вокруг дым, крики и стоны бегущих подальше от пожара людей. Эл плачет, закутанный в одеяло, пока отец несёт его в правой руке, плотно прижав к груди. Он ещё совсем малыш, и только так может с нами общаться. Меня же отец прижимает к левому плечу и бежит, что есть силы, в безопасное место подальше от пожара. Я прижимаюсь к его шее и вижу, как бегают кругом напуганные люди, чёрные от смога, задыхающиеся от едкого дыма. Отец бежит и тяжело дышит. Мы постепенно отдаляемся от дома, охваченного огромным пламенем. Это жадный, голодный огонь, и он съест всё, что попадается ему на пути.

Отец доносит нас до лавочки на детской площадке в окружении зелёной травы и напуганных людей, лица которых чёрные от гари. Некоторые из них лежат и тяжело дышат, кашляют, кто-то плачет, кто-то ищет своих родных. Вокруг крики, слёзы, кашель, и запах костра.