Настоящая злоба таилась в кулаке Люциуса. Она ударил Леандру – прямо в лицо – достаточно сильно, чтобы сбить её с ног. Леандра не сопротивлялась. Нет, она просто покинула Братство. Ей всё ещё было горько из-за причины этого ухода, когда вернулась два года спустя в Ганд-Ахар в качестве после из Эстера. Она практически насмехалась нал Люциусом, над тем фактом, что он согласился принять её помощь. По какой-то причине Эстагар стерпел это – возможно, из-за того, что у него к этому моменту оставалось мало союзников – что означало, что Леандра была там, когда Тигр повернулся к ним, ко всем включая Леандру – и бросился в бой, чтобы погибнуть от меча Эстагара.

Прямо на глазах у Леандры.

Леандра покрутила в пальцах бокал и безрадостно вздохнула.

Тигр был наёмником. Или считал себя наёмником. В первую очередь он был варваром с юга, из джунглей, лежавших по другую сторону Эстера – и это было то, что в первую очередь замечали за ним люди.

Но Тигр был гораздо большим чем сумма этих слагаемых. Тигр казался диким, но в глубине сознания он был расчётливым, умным и прозорливым. И он работал не только на Орден, но и на шаманов своего племени. Именно они прислали его в Элорн изучить обстановку и разведать что здесь происходит. Шаманы изумрудников думали, поддержать ли союз орденов против напасти, идущей на них с другой стороны – или остаться в стороне.

Люциус это знал. Люциус был тем, кто делал выбор – как всегда. И Люциус позволил отряду Тигра погибнуть, чтобы заключить этот союз.

Леандра никогда не сочувствовала изумрудникам, Эстер издревле воевал с этой чумой. Но даже ей тогда было его жаль. Умом она понимала, что Люциус должен быть прав, но сердцем принять его решение не могла.

Когда они с Тигром оказались в одной команде, поначалу ей как никому трудно было принять присутствие этого громадного зеленокожего дикаря. Но в отличии от многих, кто ждал их в крепости, Леандра часто оказывалась в сопровождении Люциуса, рука об руку с Тигром. Хотела она того или нет, со временем она узнала, что он за человек.

Тигр никогда не был таким диким, каким хотел казаться. В глубине души он был добрым, по своему простым и по своему мудрым. Он был тем, кому можно было верить. Тем, кто всегда заботился о своих.

Что-то надломилось в нём в тот день, когда кровью его братьев был заключён великий союз. И Леандра, слишком часто оказывавшаяся рядом с ним в бою и в походе, видела это. Не могла не замечать. Теперь она думала, что и Люциус должен был это понимать.

Прошли годы, прежде чем новый враг по-новому расставил силы и Тигра позвал его народ. И Леандра не посмела бы упрекать его в том, что он не поддержал амбиции Люциуса и предал его.

Она могла только горевать и вспоминать это большое сильное тело, истекающее кровью на земле перед ней. И помнить – всегда помнить: что это решение принял Люциус.

Леандра так и не оправилась от этого.

Они с Тигром были любовниками, хотя вряд ли из можно было назвать возлюбленными. И всё же этот свирепый варвар с южных островов был одним из ближайших друзей, остававшихся у неё на севере.

Тем не менее, следующие два года смягчили остроту этой боли. Боли, которую она хранила глубоко внутри себя, в шкатулке, запечатанной магическим воском. Боли, которой, как она притворялась, не существовало, хотя иногда – если она была пьяна или не могла уснуть поздно ночью в одиночестве – она неожиданно появлялась перед Леандрой и смотрела ей в лицо, отказываясь уходить.

Леандра ненавидела такие ночи.

Однако сейчас она опиралась на одну руку, потягивая другой горячий ром с маслом и слушая, как Лейси рассказывает об Ордене. Она, конечно, кое-что слышала, особенно от Преподобной Виктории – когда-то её почти-подруги и соратницы по Братству – о работе новоявленного сторожевого пса Церви, поэтому знала достаточно, чтобы понять, что всё, что рассказала ей Лейси, не было тайной. Тем не менее, она не могла завидовать ей в том, какую работу она выполняла.