В какой-то момент она просто поняла, что с неё хватит. К тому времени Люциус начал провоцировать её. Подвергать сомнению её мотивы. Отвергать её магический дар как нечто неподобающее и нечестивое. Леандра была некромантом.

Профессия, редкая даже по меркам Эстера, где во всю практиковались любые виды запретной магии. «Запретной» по меркам Алкарона, Каледоса и их фанатичной Церкви, и несмотря на то, что некоторые из этих запретов были формально навязаны и Эстеру.

Леандра во многом была истинной дочерью своего народа. Она происходила из знатной семьи с богатой родословной, и она конечно же была магом, потому как в Эстере не-маги считались людьми второго сорта. Она, как и большая часть её соплеменников, гибко относилась к запретам, но были вещи, которых она не признавала и не признала бы никогда.

Кровавые жертвоприношения, требовавшиеся для некоторых видов магии, были в их числе. Леандра ненавидела магию крови и гордилась тем, что на её белых руках нет шрамов от ритуального ножа.

Но как говаривали по другую сторону моря – в Эстере магию крови не практикуют только неудачники. Леандра неудачницей не была. Она нашла свой собственный путь, происходящий из ритуалов Нокары, и тщательно пестовала и изучала возможность черпать силу из смерти. Власть над мертвецами не казалась ей такой грязной, как власть над живыми, а умение наполнять мёртвые тела душами, призванными из Запределья, она считала более честным, чем попытки вселить демонов в ещё живых существ, которые в обилии предпринимали её соплеменники.

Разумеется, было трудно объяснить что-то из своих подходов на этом диком севере, где даже стихийной магии чурались как огня, а всё не входившее в учебники, одобренные Церковью, считали преступлением, заслуживающим смерти или «усмирения».

Когда Леандра впервые решилась покинуть Эстер и ступить на этот дикий материк, у неё попросту не было выбора. У Леандры были проблемы и с семьёй и великосветским эстерским обществом, и она попросту сбежала. Но на севере обнаружились вещи, за которыми она не могла наблюдать со стороны. Нашествие Девы и преступления её соплеменников, присягнувших на верность этому чудовищу, стояли на первом месте. Восстание магов и их противостояние со Стражами тоже входило в десятку, Леандре всегда было тяжело наблюдать, в каком положении здесь и в Алкароне находятся подобные ей.

Люциус и его новорожденный Орден выглядели силой, которая готова противостоять разрушению и несправедливости. Потребовалось какое-то время, чтобы Леандра осознала, насколько ошиблась.

На самом деле выбор был велик, потому что тогда, накануне войны и в разгаре восстания, материк пестрел Орденами и Братствами, каждое из которых заявляло о своей избранности. Но Леандра сразу отмела не меньше половины именно из-за их отношения к магам в целом – и, очевидно, к магам смерти в частности.

Она знала, что думают о её магии на севере, однако Люциус никогда – ни разу – не задумывался об этом – пока она оставалась ему необходима. Однако когда необходимость ослабла, он стал делать неуместные замечания о её отношениях с другими приближёнными. Поэтому когда магистр Эстагор застал её однажды днём, за попыткой купить место на корабле, идущем в Эстер, и потребовал объясниться, Леандра отбросила все попытки сохранить вежливость.

Она никогда не умела сдерживать свой язык. Леандра набросилась на магистра, разобрала по косточкам каждый его поступок. Она хорошо помнила последнее, что сказала перед тем, как Люциус набросился на неё:

«Меня тошнит от того, как ты расползаешься по Элорну словно раковая опухоль».