Софья скривила обиженную физиономию, отвернулась.

– Да ну ты не дуйся!

Соня продолжала молчать.

– Ладно. Прошу прошения за такую шутку.

– Вообще-то я ребёнок и могла испугаться.

– Ну ты и испугалась. Вон как сено начала таскать, – Авдей продолжал смеяться.

– Я не испугалась.

– Испугалась.

– Нет!

– Да!

– Нет! – крикнула девочка.

Авдей больше ничего не сказал. Принял положение лёжа и зажал в зубах соломинку.

Софья, прищурив глаза, посмотрела в голубое небо и тоже ничего не хотела говорить. Дальше они ехали молча.

Время давно перевалило за обед. Солнце стояло высоко, обжигая палящими лучами землю. Наши путешественники продолжали ехать по пыльной сухой дороге, и уже больше часа им никто не попадался навстречу. То ли рядом не было населённых пунктов, то ли попросту люди не решались выйти на тракт в самый разгар жары. Лишь бескрайние степи и зелёные луга тянулись вдаль за край горизонта.

Притомившись зноем, путники сидели молча. Собака и Софья смотрели на прискучивших кузнечиков, прыгающих вдоль телеги. Авдей лежал на сене, не прекращая перебирать в зубах соломинку. В небе парил сокол. А в деревянной бочке, уже наполовину пустой, плюхалась вода.

– А зачем в телеге сухая полынь? – первая за долгое время спросила Соня, положив конец обидам.

Авдей приподнялся:

– Да это, чтоб спать можно было нормально. Её горечь хоть как-то отпугивает блох да клещей.

Девочка брезгливо посмотрела на сено.

– Да ложись, – усмехнулся Авдей, – нет здесь никого. Блохи заводятся, когда долго не моешься.

– Я как раз уже второй день не купаюсь, – с опаской сказала Соня.

– Второй день! – воскликнул мужчина. – Я уже шестой или седьмой день не мыт, и пока ещё и не совсем грязный.

– Сколько? Семь дней, и вы не грязный! – девочка засмеялась. – Нет, вы супер грязнуля. Вы настолько грязный, что вам часа два нужно в ванной сидеть.

– Ни в какой ваний мне сидеть не надо! Я тебя отвезу, вернусь домой и пойду в баню.

– А как часто люди здесь моются?

– Как люди не знаю, я же не смотрю за ними, но я стараюсь мыться часто. Раз в неделю это точно, по субботам.

Соня ничего не ответила, надула щёки и покачала головой.

Собака навострила уши. Вдали послышался чей-то грубый рёв, походивший на вой зверя. Все, кто сидел в повозке, замолчали и стали прислушиваться. Миновали ещё пару десятков метров. Рёв начал переходить в дружный хор, стали различаться слова какой-то, как показалось девочке, совсем нескладной песни.

Пережгла копытца тут кобылка,

За песочек солнышко-то жарко.

Несу я сам на голову злодея палицу тяжёлую,

Несу я сам на шею супостата саблю острую.

Изгоним мы врага с землице нашей

И будем, братцы, праздновать.

Будем пир закатывать, да баллады петь,

Столы поставим да скатертью накроем.

Вино остудим да чарки брагой наполним.

Впереди из-за пригорка появились вооружённые царские стрельцы. Человек сорок или пятьдесят здоровых высоких мужиков, шагающих в шеренгу по четыре человека, они заняли всю ширину дороги.

Авдей отдал команду коню. Повозка свернула на обочину, и толстые стебли травы зашуршали по днищу телеги.

Авдей, положив руку на грудь, наклонил голову в сторону марширующего войска.

Хоть на улице стояла жара, но все солдаты были одеты в красные кафтаны, на голове тоже красные шапки, по кругу отороченные мехом. На груди у каждого располагалась пышная борода. Положив на плечи длинные рукояти топоров (в их отполированной стали сверкали блики солнца и отражалось небо), они высокими сапогами поднимали дорожную пыль.

За стрельцами, сидя на вороных скакунах, ехали несколько всадников. Завершали вереницу повозки. Первая была забита под завязку дубовыми бочками. Вторая мехами. А на последней был собран каркас, обтянутый мешковиной, там висела тушка животного.