– Почему?

София помедлила с ответом и, словно оттягивая момент объяснения, сказала:

– Я бы не отказалась от чашки кофе! Побольше… Я замёрзла теперь…

Если бы его руки могли согреть Софию!

***

София медленно пригубила обжигающий напиток. Поежилась от холода, вдруг пробежавшего по телу. Потом, втянув голову в плечи, снова поставила чашку на край стола. Поймав на себе взгляд Ника, кончиками пальцев чуть сдвинула её к центру.

– Извини… – прошептала она. – Я лучше пойду…

Ник удержал её за руку. Кисть была холодна.

– У меня есть право вопроса, София! Помнишь?

– Что ты хочешь знать? – она не признала этого права вслух, но разрешила задать интересующий Ника вопрос.

– Почему? – спросил Ник.

София верно его поняла:

– Стены давили… как сейчас…

Неожиданно слёзы снова блеснули в её глазах, но София поборола их, шумно втянула носом воздух.

– Ты ведь о чём – то хочешь рассказать…

Она, кажется, уже не собиралась уйти, и вовсе забыла о своем прошлом стремлении. Тонкими нервными пальцами принялась комкать салфетку. Молчала, собираясь с мыслями…

Ей хотелось сказать. Именно Нику. Вероятно, потому, что видела его в последний раз, и уже не могла терпеть свою боль. Слезинка скатилась по щеке, но София быстро утёрла её ладонью.

– Сегодня тот день…

– Тот?

Да! – София откинулась на спинку стула, запустила пальцы в свои влажные ещё волосы. Вздохнула…

***

…И сказала:

– В этот день пять лет назад я потеряла ребёнка!

Так вот, какой трагедией жила эта женщина. Но София продолжила, видно, до сегодняшнего дня, упрямо молчавшая:

– Я была на четвертом месяце! Это был первенец…

Нежданно и страшно глаза её полыхнули звериной ненавистью, такой силы, что она отразилась и в мягких чертах её лица. Она повысила голос, вот- вот готовая закричать:

– Он обрадовался! Я потеряла нашего ребёнка, а он обрадовался! – выпалив это, София мигом успокоилась, будто скинула с себя груз.

***

– Ты ушла от него? – Ник был уверен, что это так.

София отрицательно покачала головой, улыбнулась. Отчаяние отразилось на лице, и женщина снова проронила слезу.

– Н-ет… Я уже опустела, не хотелось остаться одной! Расстались мы совсем недавно!

София смолкла. Ник немного глядел на неё. Потом спросил:

– Что случилось?

Откровенности уже было довольно, но София больше не желала увиливать:

– Любая моя неудача, любой неуспех доставляли ему какое —то удовольствие! Я зависела от него, потому, что боялась одиночества, и он знал это! Причинял боль…

Ник смотрел на неё с ужасом, и София торопливо сказала:

– Нет-нет, не то! Он и пальцем меня не тронул! Никогда! Но с ним я постоянно чувствовала, что мне больно! Не знаю… Последнее время у него бывали женщины… А он возвращался ко мне от них… Или был с очередной там, где мы жили якобы вместе… Я сломалась, потеряла себя…

Ник молчал, долго осмысливая сказанное Софией.

В голосе её не слышалось ни обвинений, ни обиды, ни злобы. София, казалось, даже в какой – то степени понимала бывшего возлюбленного. И это понимание чужого предательства было чудовищнее лютой ненависти. По себе тот человек оставил обожженные земли безразличия, мир без красок и оттенков, замершее в ожидании новых ударов сердце… То был его ответ на искренность, какую София отдала ему, на прекрасный, пусть и утраченный её дар – ребёнка, на любое хорошее событие, что они пережили вместе…

– Ты совсем его не ненавидишь? Не презираешь?

– Нет, – честно ответила София, – не его вина, что я обременила его тем, что было ему не нужно!

– Ни от кого такого не слышал! – отозвался Ник.

Щёки Софии порозовели, она улыбнулась смущённо и спросила:

– Это кажется тебе нелепым?