Лена снова улыбалась. Манера Даниэля выстраивать длинные, витиеватые предложения, прогнала из её головы неприятные мысли.
– Вот как? – она легонько коснулась его плеча, – В Москве не запрещены выставки, точно знаю! Можно будет поискать что-нибудь интересное! Ой…
Нужное кафе осталось позади довольно давно. Поняв это, Лена растеряно огляделась по сторонам.
– Потерялась? – Даниэль рассмеялся, – Ничего страшного. Кажется, на той стороне дороги есть симпатичное место. Заглянем?
Сидя в кафе, Лена долго не могла сосредоточиться. Её голова кружилась от вопросов. Но какие из них стоило задавать? Каждая выбранная девушкой фраза казалась ей плоской, а то и бестактной. Едва справившись с выбором меню, она в ужасе смотрела на собственную тарелку – в горло едва-едва мог протиснуться чай, пирожные казались чем-то непосильным: Лена нервничала.
– Я совсем не разбираюсь в искусстве, – грустно улыбнулась она, прожевав крошечный кусочек сладкого, – Иногда мне кажется, что всё это так бессмысленно! Просто краска в раме… Или это со мной что-то не так?
Даниэль расправился с тортом и веселился, почти не скрывая. Он выпил чай, осторожно поставил чашку на блюдце, не звякнув ложечкой и не пролив ни капли.
– Что ж. О смысле искусства поговорить мы ещё успеем. А пока я предлагаю выбрать выставку! Раз они не запрещены.
Оплатив счёт, молодой человек предложил Лене увидеться завтра днём: он с восторгом обнаружил новость о выставке Антонио Лигабуэ в современном музее истории. Весело обсуждая грядущие встречи, пара покинула кафе, вместе добралась до перекрёстка и там, наконец, разбилась. Проводив девушку взглядом, Даниэль повернулся и, насвистывая под нос мотивчик известной французской песенки, отправился домой. Он был доволен: знакомство сулило победу, а дома его ждали книги.
Даниэль вырос в обеспеченной семье: его отец, Лев Яковлевич, солидный мужчина за пятьдесят, владел крупным строительным бизнесом. Подчиненные его боготворили – любой вопрос, интересующий рабочих, он решал виртуозно и с интересом. Мать юноши, Анна Михайловна, занималась юриспруденцией. И, к слову, считалась одним из лучших специалистов в России. Оба родителя отличались яркой, бросающейся в глаза красотой, которая нисколько не угасла с возрастом, разве что приобрела благородный оттенок серебра седины.
Семья Даниэля обеспечила ему все: прекрасное воспитание, превосходную внешность, достойное образование и, наконец, высокооплачиваемую работу. Он был очень доволен. Молодой человек хорошо понимал, во-первых, как необычайно ему повезло с родственниками, а во-вторых, каким завидным женихом он представлялся в свои двадцать девять лет. Его доход составлял около трех миллионов в год, а живой, искрящийся ум юноши играючи очаровывал практически любого, кто встречался на его пути.
Даниэль знал три языка, не считая родного – английский, французский и даже иврит. Помимо прочего, он любил русскую классическую литературу. Зачитываясь, он часто с удовольствием сравнивал себя с героями: вот, к примеру, Евгений Базаров! Нигилист, человек высокого ума, хоть и разночинец, эталон непоколебимой холодности, верх рационализма! Даниэль откладывал книгу, улыбался – и представлял себя Базаровым. Уж он-то отлично справился бы продлением истории, избежав досадного финала! Единственное, в чем Даниэль всё же не был согласен с Базаровым – это страх перед любовью. Молодой человек, в отличие от литературного кумира, не боялся сильных чувств и не отрицал их, ни в коем случае. Даниэль был уверен, что всё гораздо проще. Просыпаясь каждое утро, молодой человек был уверен: он сильнее любых чувств, а значит, в случае схватки разума и сердца, победителем выйдет разум. То, что погубило Егвгения, Даниэлю казалось всего лишь оплошностью при составлении плана. Даниэль любовался собой – и не собирался отрицать это.