Говоря в современных терминах, Гумбольдт переизобрел университет как институцию, направленную на «творческое разрушение социального капитала». С одной стороны, исследования вырастают из сетей отдельных ученых, инвесторов и других участников рынка, которые испытывают искушение перенаправить весь поток выгод только на себя. С другой стороны, верность университета образовательной миссии заставляет его преподавать эти знания людям, весьма далеким от этой социальной базы и могущим, в свою очередь, употребить полученные знания на стирание того преимущества, которым наслаждались участники исходной сети. Все это – к лучшему: это вклад в общее просвещение общества и стимул к формированию новых инновационных сетей. К несчастью, в этом благородном круговороте происходит короткое замыкание, когда академиков призывают думать о преподавании и исследовании как о занятиях, с необходимостью направленных друг против друга.

В конце 2006 года британские академики формально открыли для себя понятие «академическая свобода», сформировав организацию «Академики за академическую свободу» (Academics for Academic Freedom, AFAF) под руководством Денниса Хайeса, первого президента британского объединенного Союза университетов и колледжей (University and College Union, UCU), крупнейшего в мире профсоюза работников высшего образования. Организация появилась в ответ на несколько независимых процессов, укрепивших поселившееся в академической среде ощущение, что спектр преподаваемых и исследуемых тем подвергается ограничению: (1) боязнь оскорбить студентов, которые в свете возросших расценок на обучение стали думать о себе как о «клиентах» университета (в том смысле, что клиент всегда прав); (2) страх отпугнуть реальных или потенциальных внешних заказчиков университетских исследований критикой, например, государственной или корпоративной политики. В результате несколько сотен академиков подписали следующий манифест:

СМИ немедленно обозвали это движение борьбой за «право оскорблять», что смещает акцент на самовыражение, а не, например, на поиск истины, куда бы он ни завел. Этот поворот неудивителен, поскольку в англоговорящем мире свобода самовыражения считается фундаментальным гражданским правом. Таким образом, бремя доказательства перекладывается на тех – обычно агентов государства, – кто пытается ограничить ее во имя всеобщего блага. Судья Оливер Уэнделл Холмс в своем решении по делу «Шенк против Соединенных Штатов» (1919) приводит знаменитый пример: произвольный выкрик «Пожар!» в переполненном зале театра. Поднятая здесь проблема – просто-напросто проблема злоупотребления свободой в либеральных обществах, и решения ее варьируются в зависимости от того, сколько общество может стерпеть и кто уполномочен судить. Хотя пример Холмса определенно подразумевает речь, но в ней нет ничего особенно интеллектуального. (Однако конкретная природа дела Шенка усложняет задачу, что мы не имеем возможности обсуждать здесь подробно, так как оно касается социалиста, чей «выкрик» состоял в распространении листовок, утверждавших, что вступление Америки в Первую мировую войну было раздутой ложной тревогой.) Безусловно, проще всего понять, что такое «свобода слова» если рассматривать это выражение как обозначение множества отдельных свобод, которые выражаются через общий медиум: академическая свобода, свобода вероисповедания, свобода прессы, свобода собраний. Размах каждой из них должен определяться отдельно.