Традиционное отношение к земле и собственности у крестьян основывалось на трудовом праве, на вложенном в неё труде. В глазах большинства крестьян собственность, нажитая своим трудом, считалась неприкосновенной: воровство общественное мнение расценивало как большой грех. Крестьяне считали, что если кто срубит бортняное дерево, тот вор: он украл человеческий труд, а кто рубит никем не посаженный лес, тот пользуется Божьим даром, таким же, как вода и воздух.119Поэтому крестьяне были убеждены в том, что «леса никем не сеются и не садятся, а созданы на общую потребу».120
Об этом же повествовал в своих записках уже упоминавшийся крестьянский писатель С.Т. Семёнов. На его замечание по поводу порубки чужого леса крестьяне отвечали: «Он не чужой, а Божий. Хлеб с поля грех брать, потому его сеяли, над ним трудились, а над лесом кто трудился?». Те же самые крестьяне, отмечал далее Семёнов, не возьмут у соседа клока сена, не решатся переменить косы и грабли.121Крестьянская община строго наказывала тех, кто занимался обманом и воровством. Так, например, сход села Ильинское Тверской губернии лишил крестьянина Н.Н. Плясунова права голоса за вырывание листов из платежной книжки, в которой записывалась оплата им податей и количество зерна, полученного из общественного магазина. Ранее за эти проступки он был подвергнут телесным наказаниям.122
О том, что порубки деревьев в казённом или помещичьем лесу крестьяне не считали нарушением права собственности, свидетельствуют многие факты из донесений местных губернских властей министру внутренних дел. Так, 19 мая 1884 г. в донесении министру внутренних дел помощник начальника Московского губернского жандармского управления отмечал массовые порубки леса крестьянами в Серпуховском и Подольском уездах. В деревне Люторецкой Серпуховского уезда 220 крестьян, в том числе женщины, рубили лес бывшей помещицы княгини Щербатовой, проданный купцу Сафонову. В записке Тверского губернатора А.Н. Соколова министру внутренних дел Д.А. Толстому сообщалось об отказе крестьян девяти селений Бежецкого уезда платить штраф за порубку помещичьего леса.123Крестьяне нескольких деревень Меленковского уезда Владимирской губернии оказали сопротивление чинам местной полиции, загородили плотами реку и не пропускали сплав леса заводчика Баташова, который лишил их права пользоваться лугом. Дело дошло до того, что усмирять крестьян прибыл губернатор с батальоном солдат.124По подсчёту Лесного департамента Министерства государственных имуществ, только в казённых лесах за 1894–1900 гг. было похищено леса на 1848 тыс. рублей.125
В то же время крестьянское правосознание допускало строгое наказание для тех, кто покушался на хозяйственные интересы общины.
«Веками настроенная на коллективное выживание община формировала у своих членов правосознание, соответствующее этой сверхзадаче: кради, если это отвечает интересам своего хозяйства и не задевает хозяйственных интересов общины; не плати долгов, за которые община не отвечает по круговой поруке; убей, если конокрад угрожает общему стаду, поджигатель – тесно прижавшимся друг к другу строениям деревни, колдун – здоровью её обитателей».126
У крестьян складывались свои представления о богатстве и свое отношение к богатым. В общем виде под богатством крестьяне понимали достаток, то есть обладание таким количеством имущества и денег, которое было выше уровня, необходимого для удовлетворения обычных крестьянских потребностей. Во многих центральных губерниях богатым считался тот крестьянин, который полностью обеспечивал потребности семьи собственным хлебом. Как свидетельствовал А.Н. Энгельгарт, степень зажиточности определялась