И тем не менее все то, что тут было сказано о самосознании, приводит к выводу, что названная функция отражения сознания как бы «теряется» в самосознании, в объективирующих процессах само-понимания, которые направлены на собственное «я» как на объект. Имеет ли в таком случае сознание свой собственный смысл бытия (то есть по отношению к самодовлеющей роли самосознания)? С этим вопросом связан и второй, методологический по своему характеру: каким именно путем мы приходим к такой вот концепции сознания, а в особенности – к данной концепции отношения сознания к самосознанию? Как видим, вопрос этот принципиальный – и с точки зрения уже проведенного анализа, и последующего.

Чтобы ответить на него, следует еще раз напомнить, что в этой работе мы исследуем сознание на основе опыта, который позволяет объективировать весь динамизм человека (а в особенности тот динамизм, о котором нам говорит само название «Личность и поступок»). Следовательно, концепция сознания, как и понимание его отношения к самосознанию, пусть и с опережением, но в то же время предопределяет целостную концепцию человека-личности, которую мы собираемся развить по мере нашего дальнейшего исследования.

Для разъяснения вопроса «сознание-самосознание» решающей в таком понимании представляется проблема объектности и – одновременно – субъектности человека. Сознание – это та «территория», на которой собственное «я», выступая во всей присущей ему объектности (именно как объект самосознания), одновременно переживает во всей полноте свойственную ему субъектность. Таким образом, перед нами предстает другая функция сознания, вроде бы другая его особенность, которая в живой структуре личности дополняет функцию высвечивающего отражения и придает сознанию конечный смысл бытия в специфической структуре личности и поступка.

Как мы уже неоднократно отмечали, сознание не исчерпывает себя в своей высвечивающе-отражающей функции. Это в известной мере – его изначальная функция, хотя в то же время она всего лишь частичная. Главная функция сознания заключается в том, что оно формирует переживание, а это позволяет человеку особым образом испытывать собственную субъектность. И поэтому представляется также, что для понимания действующей личности и поступка, исходящего из личности так же, как переживания (то есть в опытном измерении собственной субъектности), не обойтись без анализа сознания не только в его отражающей функции, в известной степени первичной. Сознание не исчерпывается в этой функции, в отражении поступка в его связи с собственным «я», которая начинается еще извне, но завершается во внутреннем измерении. Зеркало сознания, однако, ведет нас еще больше в глубь поступка и его связей с собственным «я», причем сознание в этой своей роли позволяет нам не только видеть наши поступки изнутри (интроспекция), как и их динамическую зависимость от собственного «я», но и позволяет нам эти поступки переживать именно как поступки, причем собственные.

В этом смысле мы утверждаем, что именно сознанию человек обязан субъективацией предметного мира. Субъективация в какой-то мере тождественна переживанию, в любом случае она проявляется в нем опытно. Если личность и поступок представляют собой определенную действительность (которая в качестве объекта самосознания обнаруживает себя и в своей собственной объектности), то одновременно и сама личность, и сам поступок становятся – благодаря сознанию – «субъективированными» настолько, насколько сознание обусловливает переживание поступка, совершаемого личностью, и насколько оно тем самым обусловливает переживание личности в ее динамически-причинном отнесении к поступку.