По еврейской традиции, похоронили, в тот же день, на старом кладбище Нетивота, всего в десятке метров от мавзолея Праведника Баба Сали.

Будучи председателем местного общества участников Второй мировой Войны, папа впервые убедил своего тезку Ихиэля – мэра нашего городка, затерявшегося в пустыне Негев. Уговорил выделить деньги на празднование дня Победы именно 9 Мая 1997 года.

Так уж получилось, что именно в этот день, в этом же ресторане, где, накануне, отец энергично договаривался о проведении памятного праздничного мероприятия, пили не только за погибших и выживших в той страшной войне, но и за упокой его Души.

Всего за пару недель до этих грустных событий, ничего не подозревая, мы с отцом готовили ещё одно знаменательное мероприятие – 45-летие свадьбы моих родителей.

Отец был слегка скуповат. Всерьез обрадовавшись неплохим скидкам на хороший брэнди в нетивотском магазинчике, папа пришёл в радостно-возбужденное состояние духа. Тогда нам, сразу же, вспомнилась супер-сделка, удавшаяся много лет назад. Лет за тридцать до этого.

Жаркая, пыльная, особенно по окраинам, Одесса, лениво и широко, как знойная женщина, раскинулась вдоль ослепительно синего моря.

На всех углах, там стоял крикливый гомон продавцов, продававших из ящиков «Белый Аист» – настоящий молдавский брэнди, который, по-советски, презирая международное право, высокомерно повысили до аристократического, но незаконного названия" Коньяк».

«Белый Аист» стоил ненамного дешевле водки – всего три рубля пятьдесят копеек за бутылку. Напиток был качественным. В самой Молдавии доставался покупателям, в то время, с большими перебоями. Магазины старались торговать более дорогими марками.

Первое августа с Бармицвой, моим совершеннолетием, отмечаемым для мальчиков в тринадцать лет, по древней еврейской традиции, приближалось с неотвратимостью и быстротой, сильно угрожавшей нашему скромному семейному бюджету.

Наклонившись поближе, отец тихим голосом сообщил мне, что ходят упорные слухи о близком значительном повышении цен на коньяк.

– Видимо, это вранье, – добавил он с сомнением в голосе, – Стали бы тогда, прямо накануне, торговать дефицитом, да еще прямо на улице?

Не выдержав искушения, мы купили и с трудом дотащили пару десятков бутылок до улицы Генерала Петрова. Она находилась в Одесских Черемушках – ещё новеньком, крупном районе, блиставшим рядами своих аккуратных пятиэтажек.

Туда, в настоящую трехкомнатную, переселилось все большое семейство тёти Чарны, родной папиной сестры. Они ютились, до этого, в единственной темной клетушке по улице Островидова. И муж – добрейший дядя Муня, и дочери – Аня с Броней, и их детки – Лиза с Геной. Все мы безмерно радовались их долгожданному переезду.

Бесконечная, бурная и незабываемая волна радости накрыла отца, уже на следующий день. Спозаранку, вчерашние торговцы, по всему городу бойко продавали тот же самый коньяк, но уже по семь рублей.

– В два! В два раза мы выиграли!, – ликовал отец

– А ты, Фима, как учитель химии, возьми и подсчитай, сколько нахимичили те шалопаи на таком гешефте?, – удивил отца дядя Муня, известный одесский портной и очень деловой человек.

– Как учитель химии, я в упор не вижу, как можно было заработать на повышении цены

– Представь, Фима, что тебе дали продать тыщу бутылок за три пятьдесят, а ты знаешь, что завтра бутылка будет по семь. Ну, понял?

– Нет! Этого понять невозможно, – отец захлопал глазами

– Объясняю для лохов, – дядя Муня перешёл в наступление.

Ты пишешь, что сегодня продал тыщу бутылок по три пятьдесят, а, на самом деле, продал всего сто. Завтра, завтра, ты достаёшь оставшиеся 900 бутылок и продаёшь уже по семь рублев. Чистого навару больше трёх тысяч.