Вне нашей воли. Именно, что вне нашей воли. Картина жизни. Такова картина жизни, если рассматривать жизнь как череду событий.

Да.

Вакуум.

Да.

Волынка

Мой вакуум не содержит физики или иронии. Мой вакуум – волынка. Волынка, и больше ничего. Да, остановимся на волынке.

Дания.

К сожалению, я не знаю, входит ли волынка или нечто подобное волынке в число национальных инструментов Дании. А надо бы узнать. Зачем? Об этом позже. Чуть позже.

Не смотря на чудаковатость, вакуум чрезвычайно заразителен. Вакуум способен порабощать. На мой взгляд, лучшее спасение – сосредоточиться на любом объекте. Пусть самом незначительном. На осе, предположим, если в поле нашего зрения присутствует оса.

Энди Уорхолл

Мы с Энди (Уорхоллом) на стадионе. Кроме нас – ни души. Только Энди и я в самом центре поля.

У Энди в руках волынка, – Вам не кажется, что волынка не инструмент, а зверь? Даже не зверь, а зверушка. Даже не зверушка, а некое домашнее животное. Как вы относитесь к домашним животным? Я надеюсь, вы ничего не имеете против свиней, например. Или крыс.

– Свиньи и крысы – это разное… – Все зависит от того, какими признаками вы пользуетесь. Не уходите от ответа. – Я как-то не задумывался об этом. – Почему? – Как-то не задумывался об этом. – Что вы третесь около меня? Ступайте на трибуны. Я хочу побыть один.

Ухожу на трибуны.

Занимается благословенный моросящий дождик.

Энди откладывает волынку, раздевается. Снимает с себя все. Вновь берет волынку, – Давно хотел сделать это.

Шум дождя мешает слышать его, – Что? Энди кричит, – Вы не знаете, как на ней играть? Кричу в ответ, – Представления не имею.

Некоторое время он стоит в нерешительности, затем, точно испугавшись дождя, пригнув голову, убегает в сторону раздевалки. Несколько секунд – и его уже нет.

Убегает.

Я знаю, он не вернется.

Никогда.

В этом весь Энди Уорхолл.

Оса

Оса – чрезвычайно любопытный объект наблюдения. Во-первых, потому что она живая, во-вторых, сквозь живородящее марево вокзала розовая как поросенок, в-третьих – сама по себе. Если не выпрашивать у нее укуса, и не пытаться ее убить, она не имеет к нам решительно никакого отношения.

Никакого.

Она из другого мира. Мира деталей и фрагментов. Более разнообразного и живого мира, нежели тот, что мы, как правило, выбираем. Нежели тот, что нам предложен, а мы, в силу природной лености, не перечим. И тем довольствуемся. Тем довольствуемся. Нам кажется, нет более бессмысленного существа, нежели оса. Уверен, оса думает о нас приблизительно то же самое.

Боков

Боков пахнет сдобой. Даже поздней осенью, когда жгут листья. Он навсегда остался послевоенным городом. И на нынешних фотографиях глаза боковчан пресны и широко распахнуты. Все еще пользуются керосинками, и в самом центре города стоит вросшая в землю черная керосиновая лавка. Боковские мальчишки до сих пор играют оловянными солдатиками, а на радужных крышах громоздятся голубятни. Любимое словечко боковчан – «крендель».

Город большой. По размерам – Москва и Московская область вместе взятые. А вот крысы – мелкие и безвольные. Летним днем вы можете встретить рыжую гостью или белую гостью у себя на крыльце. Лежит, подставив брюшко солнышку. Совсем не боятся людей. Совсем не боятся. Надо же!

И боковчане крыс не боятся. Совсем не боятся. Надо же!

О Ягнатьеве можно сказать так, – Этому человеку всегда доставляло большого труда отличить вымысел от реальности. Но до некоторых пор он об этом не догадывался. До некоторых пор. Можно выразиться иначе, – Алексей Ильич всегда обладал удивительной способностью воспринимать параллельный мир и сочувствовать ему. При этом он представления не имеет, что такое этот самый параллельный мир. Никто не знает, что это такое. Но, коль скоро о нем много говорят, вероятно, он существует. Немного высокопарно, но отражает суть.