Я одобряю такой лозунг:

Не бояться трудностей,

не бояться смерти

Мао Цзедун

Наибольшей ценностью для человека является проживающий в нем ребенок. Именно он умеет обратиться к Богу.

Бог и аксиома близкие слова.

Аксиома.

Ничего сложного. Произнесите это вслух, и собеседник ваш в девяносто девяти случаях из ста заявит вам, – прописная истина. И будет прав. Про себя же заметит, что никогда не задумывался над этим. Если он склонен к анализу, ваш собеседник. Почему так?

Перед погружением

Ягнатьев погружался в ванну так, точно она была наполнена ледяной водой.

Перед погружением, насколько это представлялось возможным при его невысоком росте, но малом пространстве между стенами, он лег вдоль ее края, согнув правую ногу в колене и упершись теменем в чрезвычайно сложное и болезненно острое сплетение рукояток, шлангов и кранов. Перед погружением…

Нет, нет, хронология нарушена. Много что должно было произойти перед тем. Нужно было раздеться, войти в ванную. Или войти в ванную, затем раздеться. У каждого свое обыкновение.

Гюстав Доре

У Энди (Уорхолла) свое обыкновение, у Гюстава Доре свое обыкновение.

Иллюстрации Гюстава Доре к «Божественной комедии» удивительно напоминают монохромные фотографии расстрелов, точно оспа облепившие нашу историю. И в том, и в другом случае тела жертв вовсе не похожи на людей. Нечто иное, искусственное, не знаю, как объяснить.

Многие врачи не могут объяснить простых вещей, но сложное подчас поддается им. Один знакомый врач говорил мне, что эмиграция, по сути – перевод из одного отделения психиатрической больницы в другое. Вследствие пожара или ремонта.

Дед-фронтовик бреется

Когда Дед-фронтовик появлялся в большой комнате, а церемония проводилось только в большой комнате, включалось солнце.

Не занималось, не проникало, не проступало сквозь марево гардин, не затевало тонкую игру с предметами и домочадцами, а именно включалось.

Обрушивалось как столица на провинциала.

Не помню, точнее никогда не мог уловить последовательности – появлялся Дед, и включалось солнце или же, наоборот, включалось солнце, и немедленно возникал Дед в ореоле седой шевелюры.

Одновременно в природе не бывает. Ответственно заявляю как физиолог.

Отец

Я стараюсь отгонять от себя воспоминания о своем ныне покойном отце, так как бесконечно люблю его, и воспоминания эти до сих пор причиняют мне душевную боль.

Я люблю его.

Отец очень напоминал Сальвадора Альенде. По всей видимости, это было дурным знаком.

Единорог

В девятом классе Алеша Ягнатьев заболел пневмонией. У него был жар, и сухонькая ворчливая соседка, бывшая медсестра Берта Наумовна, судя по внешнему виду происходившая от летучих мышей, приходила делать уколы. Боли, подобной той, что испытывал Алексей Ильич во время оных процедур, он не испытал ни разу на протяжении всей последующей жизни. Инъекции на какое-то время извлекали будущего демиурга из гулкой громоздкой топки с тем, чтобы он, как следует, запомнил ободряющую улыбку своей спасительницы, но вскоре вновь погружали его в перечную слепоту, наполненную клочьями фраз и дрожью. Так продолжалось неделю или около того, и неделя эта казалась бесконечностью.

Облегчение наступило внезапно, точно разверзлись тяжелые двери, и свет обрушился на узника, пожизненно приговоренного к ночи. Некто приложил к Алешиному лбу холодную руку. Юноша, превозмогая тяжесть в веках, открыл глаза и увидел перед собой… Сальвадора Альенде. Убиенный был в белом халате и той самой знаменитой перламутровой каске из Ла Монедо.

Мальчик попытался приподняться на локтях, но силы тут же оставили его, – Товарищ президент, зачем вы здесь?