10 Чтоб тебя растерзать, хищно набросившись.
Брось за матерью бегать:
Зреешь ты для супружества!
К Вергилию, на смерть Квинтилия Вара
Сколько слез ни прольешь, все будет мало их —
Так утрата горька! Плачу надгробному,
Муза, нас научи: дар благозвучия
От отца получила ты.
Наш Квинтилий, увы! спит непробудным сном.
Канут в бездну века, прежде чем Праведность,
Честь и Верность найдут мужа, усопшему
В добродетелях равного.
Много честных сердец ранила смерть его;
10 Но, Вергилий, твое ранено всех больней.
Тщетно молишь богов друга вернуть тебе,
Им любовно врученного.
Пусть рокочет твоя лира нежнее той,
Чьим напевам внимал бор зачарованный, —
Не наполнится вновь кровью живительной
Тень, что страшным жезлом своим
Бог Меркурий, глухой к просьбам и жалобам,
В мрачный круг оттеснил немощных призраков.
Тяжко! Но, не ропща, легче мы вынесем
20 То, чего изменить нельзя.
К Лидии
Реже все трясут запертые двери,
Вперебой стуча, юноши лихие,
Не хотят твой сон прерывать, и любит
Дверца порог свой, —
Легкие в былом чьи скрипели часто
Петли. Слышишь ты уж все реже, реже:
«Ты, пока всю ночь по тебе страдаю,
Лидия, спишь ли?»
Дерзких шатунов в свой черед, старуха
10 Бедная, в глухом тупике оплачешь,
Фракийский когда голосит под новолунием ветер.
Ярая любовь пусть тебе и жажда
Та, что кобылиц распаляет часто,
Раненую жжет неотступно печень, —
Пусть ты и плачешь.
Пылкая, плющом молодежь зеленым
Тешится всегда, как и темным миртом,
Мертвые листы предавая Эвру,
20 Осени другу.
К Музам. Об Элии Ламии
Любимец Муз, я грусть и волнения
Отдам развеять ветрам стремительным
В Эгейском море. Что за дело
Мне до угроз полуночных скифов
И до забот державца парфянского?
О Муза, Муза, дочерь Пиерии,
Ключей ты любишь свежесть; свей же,
Свей же для Ламии цвет весенний
В венок душистый. Что без тебя моя
10 Хвала? Достоин быть он прославленным
Тобой и сестрами твоими
Плектром лесбийским на струнах новых.
К пирующим
Кончайте ссору! Тяжкими кубками
Пускай дерутся в варварской Фракии!
Они даны на радость людям —
Вакх ненавидит раздор кровавый!
Зачем блестит меж вин и светильников
Кинжал мидийский? Тише, приятели!
Умерьте крик и гам безбожный
И возлежите, склонясь на локоть…
Я должен с вами выпить фалернского?
10 Идет! Но пусть сначала признается
Мне брат Мегиллы Опунтийской,
Кто его ранил стрелой блаженства?
Не говоришь? Иначе не буду пить!
Любовь какая б ни увлекла тебя,
Палит она огнем не стыдным, —
Лишь в благородной любви ты грешен!
Что б ни таил, шепни-ка мне на ухо, —
Тебя не выдам. О злополучный мой,
В какой мятешься ты Харибде,
20 Юноша, лучшей любви достойный!
Какой ведун иль ведьма Фессалии
Тебя изымет зельями? Бог какой?
Ид этих уз тройной Химеры
Вряд ли тебя и Пегас исторгнет!
К Архиту Тарентскому
Славный Архит, земель, и морей, и песков исчислитель,
Ныне лежишь ты, покрытый убогой
Малою горстью песка у большого Матинского мыса!
Что из того, что умом дерзновенным
Ты облетел и небесную твердь, и эфирные выси?
Смертной душе не укрыться от смерти.
Пал и Пелопа отец, хоть и был он богов сотрапезник,
Умер Тифон, к небесам вознесенный,
Умер Минос, посвященный Юпитером в тайны; владеет
10 Орк Пантоидом, вернувшимся в Тартар,
Хоть и рассказывал он, свой щит на стене узнавая,
Как воевал он под башнями Трои,
Хоть и учил он, что смерть уносит лишь кожу да жилы,
Хоть и великим он был тайновидцем
Истин природы, как сам ты твердишь; но всех ожидает
Черная ночь и дорога к могиле.
Фурии многих дают на потеху свирепому Марсу,
Губит пловцов ненасытное море,
Старых и юных гробы теснятся везде: Прозерпина
20 Злая ничьей головы не минует.
Так и меня потопил в Иллирийских волнах буреносный