Единая в себе (утверждающаяся в соответствии со своим происхождением на темном различении essentia и existentia) смысловая двойственность того, что выражает трансценденция, отражает онто-теологическую сущность метафизики. В силу своей природы метафизика мыслит сущее, превосходя его трансцендентально-трансцендентным образом, но превосходя только для того, чтобы пред-ставить само сущее, то есть в итоге вернуться к нему. Трансцендентально-трансцендентный переход только как бы слегка касается бытия путем представления. Мышление, занятое этим переходом, всегда мыслит о самом бытии лишь мимоходом, причем не в силу какого-то упущения, а по причине того, что оно просто не приступает к бытию как таковому, в сомнительном его истины. Мышление метафизики не приступает к самому бытию потому, что оно уже помыслило это бытие, но помыслило его как сущее, поскольку оно, это сущее, есть.

Само бытие с сущностной необходимостью остается в метафизике непомысленным. Метафизика – это история, в которой само бытие как таковое не присутствует: метафизика как таковая есть подлинный нигилизм.

Рассмотренный нами опыт переживания нигилистической сущности метафизики еще не достаточен для того, чтобы адекватно осмыслить подлинную ее сущность. Для этого прежде всего необходимо постичь сущность метафизики из самого бытия. Если, однако, предположить, что мышление действительно движется по этому пути, тогда прежде всего ему надо понять, что значат такие слова: само бытие остается в метафизике непомысленным. Быть может, мышлению в первую очередь надо научиться понимать только это.

Итак, само бытие остается в метафизике непомысленным, потому что она мыслит сущее как таковое. Это означает, что сущее само проявляется. Оно попадает в свет. Сущее освещается. Само сущее несокрыто. Оно находится в несокрытости. Несокрытость – это появляющаяся и тотчас исчезающая сущность истины.

В какой истине находится сущее, если в метафизике оно мыслится как сущее? Очевидно, сама метафизика есть истина сущего как такового. Какова сущностная природа этой несокрытости? Говорит ли когда-либо метафизика что-либо о сущности истины, в которой и из которой она сама мыслит сущее и в каковой даже сама бытийствует? Не говорит никогда. Или, быть может, мы так говорим (и, на первый взгляд, самоуверенно) потому, что прежде уже тщетно искали то, что метафизика говорит о сущности истины, в которой она сама находится? Быть может, поиски были напрасными, потому что мы недостаточно спрашивали?

Коль скоро складывается такая ситуация, мы должны разобраться в ней основательнее. Пока что, говоря о ницшевском метафизическом понимании справедливости, мы уяснили, что, осмысляя природу справедливости, Ницше не может постичь ее ни как вообще сущность истины, ни как сущностную особенность истины его метафизики. В чем причина этой неспособности: в том, что эта метафизика является метафизикой воли к власти, или в том и только в том, что она – метафизика?

Причина в том, что метафизика оставляет непомысленным само бытие. Мысля сущее как таковое, она затрагивает своей мыслью бытие, но лишь для того чтобы пренебречь им ради сущего, к которому она возвращается и у которого останавливается. Поэтому хотя метафизика мыслит сущее как таковое, само «как таковое» она не осмысляет. В этом «как таковое» говорится о том, что сущее несокрыто. «Ή» в «όν ή όν», «qua» в «ens qua ens», «как» в «сущем как сущем» называют непомысленную в их сущности несокрытость. Столь важное язык так непритязательно выражает в таких простых словах, поскольку они суть слова. Сказываясь, «как таковое» затрагивает несокрытость сущего в его бытии. Однако так как само бытие остается непомысленным, таким же остается и несокрытость сущего.