Именно этот момент является источником глубокого идеологического раскола. Столкнувшись с фактом того, что коммунар работает с прохладцей, потому что знает, что созданное не будет ему принадлежать, а в конце дня он все равно получит положенную каждому порцию, некоторые сочтут такое поведение «чисто человеческим» либо признают, что он «поступает рационально, глядя в лицо обстоятельствам». Другие отнесутся к этому с меньшей терпимостью. Веря в моральное превосходство коммунарской жизни, они сочтут, что ленивого или беспринципного коммунара можно переделать – с помощью убеждения, наставления и образования. Его необходимо убедить, что он обязан с честью выдержать возникший моральный вызов.
Входящие в первую группу к тому же верят, что ленивого коммунара можно изменить. Важен, говорят они, механизм, устанавливающий должное соответствие между трудом и вознаграждением или удовлетворенностью. Если он намерен отлынивать от работы, то пусть столкнется с последствиями такого поведения – он должен и получать меньше. Если же он работает усердно, то нужно сделать так, чтобы ему это было выгодно. В любом случае, у него появится стимул производить больше. Механизмом, обеспечивающим такой результат, является частная собственность. Похоже, что сторонники общественной собственности исходят из того, что раз частная собственность создает такую сильную материальную заинтересованность, она тем самым подрывает моральный дух – у человека исчезает необходимость переделывать собственную природу, обуздав свое корыстолюбие и эгоизм. Он будет руководствоваться земными соображениями о выгоде, а не благородным стремлением к совершенствованию и самопожертвованию.
Похоже, что врагами частной собственности движут прежде всего извращенные моральные амбиции – что-то вроде религиозного импульса, перенацеленного на земные дела. Стремление к коммуне – это попытка подчинить земной мир требованиям религиозной жизни. Дэвид Горовиц, позднее возглавивший Банк Израиля, вспоминает коммуну в Галилее, в которой он жил в 1920-х годах, как «монашеский орден, но без Бога»[129]. На заре христианства отцы церкви учили, что блага этого мира должны быть общим достоянием. Но грехопадение и первородный грех сделали частную собственность институтом абсолютно необходимым, хотя и несовершенным. Возможно, люди, стремившиеся к уничтожению частной собственности, не восприняли учения о первородном грехе, но усвоили все другие аспекты религиозного взгляда на жизнь. И все же когда стимулы коммунарского общежития ошибочно внедряют в мирской контекст, результат оказывается обратным ожидаемому. Мораль разрушается. И итогом оказывается неожиданный расцвет себялюбия.
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
Введение
В истории не было более знаменитых империй, чем Римская и Британская, и обе в свое время обладали самыми развитыми в мире экономическими системами. Институциональным центром обеих была хорошо развитая система права: гражданского права в Риме и общего права в Британии. Считается, что последнее развилось в основном независимо от первого. Обе системы обеспечивали более высокий уровень защиты частной собственности, чем соперничавшие с ними страны. А потому обе добились процветания. Империя была роскошью, которую они могли себе позволить. Нам следует озаботиться проблемой взаимосвязи между правом и экономикой. В чем заключались характерные и определяющие особенности систем права в этих двух обществах и как они содействовали или, напротив, противодействовали богатству империи? Внимание римского права в весьма значительной мере вращалось вокруг вопросов собственности и распоряжения ею, обмена и передачи по наследству. В своде римского права, известном как «Свод гражданского права», завершенном в 533 году н. э., была сделана попытка изложить ошеломляющее многообразие обстоятельств, в которых могут возникнуть правовые споры между сторонами