– А ясно, – закивал я. – Разумно.

– А то! А к месту высадки подходить будем, совсем низко пойдём, над деревьями прямо.

– А долго нам еще?

– Часа два. А что, устал?

– Не-не, просто интересуюсь.

– Интересуется, он, – проворчала левая голова, разворачиваясь ко мне. – Любопытный какой…

Я хотел было развести руками мол, ну, да, что уж тут поделать, но вовремя одумался и посильнее вцепился в спину Горыныча.

– А чего с вашей средней головой? Поранилась?

– Зуб болит, – коротко пояснила правая.

– Угу, – сказала левая, – жрёт, что попало, а страдаем все вместе.

– Так полечили бы.

– Боится, – пояснила правая.

Средняя голова тоже повернулась ко мне и смущённо кивнула.

– Эй, – заорал я, – вы вперёд-то смотрите, а то врежемся во что-нибудь!

– Не врежемся! – левая.

– Не бойся, – правая.

– Мы знаешь, какой отличный летун? Сейчас покажу, как мы в воздухе кувыркаться можем! – левая.

– Не надо! Я верю, верю!

Правая и левая ухмыльнулись и развернулись вперёд, а средняя так и продолжала смотреть на меня.

– Не надо бояться, – сказал я ей. – Ну, разочек потерпеть, зато потом какое облегчение будет.

Голова вздохнула.

– А вы хоть полоскаете?

Заинтересованный взгляд.

– Ну, ромашкой там, шалфеем.

И дальше мы со средней головой отлично коротали время, обсуждая животрепещущие вопросы стоматологии. Михалыч, похоже, задремал и сопел мне в спину. Чем занималась Маша я не знаю, не оглядывался, но наверняка уткнулась в книгу, переживая очередной роман благородного рыцаря и светской дамы.

– А вот древние римляне, говорят, на место вырванного зуба вкручивали другой на шурупе и прямо в челюсть.

– М-м-м!!!

– Ага, жуть, верно? Зато раз и навсегда.

– М-м-м?

– Вот и я говорю – не надо бояться. Надо решиться и действовать. А пока полоскание и еще раз полоскание.

– М-м-м.

Я скоро полиглотом стану по шипению и мычанию.

– Снижаемся, – проревела правая голова.

За интересной беседой я и не заметил, как пролетело время.

Под нами снова был лес и верхушки деревьев мелькали прямо под брюхом Горыныча.

Полёт замедлился, а вскоре мы совсем зависли над небольшой поляной.

– Здесь, – сказала левая голова и мы плавно опустились на землю.

Вот может же когда хочет.

Я сполз с Горыныча, звеня медалями, рядом со мной плюхнулся мешок и Михалыч, кряхтя и охая, стал рядом. А Маша спрыгнула легко, даже изящно.

Кусты вокруг поляны зашелестели и из них вынырнули четыре низких фигуры, таща за ноги коровью тушу.

– Это нам! – оповестила непонятно зачем правая голова и они с левой стали с жутким хрустом рвать несчастную бурёнку на куски. Средняя же, поднялась на шее повыше и отвернувшись, завистливо принюхивалась.

Быстро отобедав, или какая там у него по счету трапеза была, Горыныч, довольный и сыто отдувающийся, расправил крылья.

– Ну, значится, полетел мы, – сказала правая голова.

– А мы?

– А вы не летите, здесь остаётесь – хихикнула левая голова, но тут же успокоила: – Когда закончите дела свои, прилетим. Удачи!

– Удачи! – пробасила правая и подмигнула Маше.

А средняя легонько ткнула меня носом в грудь.

Не упал я только потому, что спиной наткнулся на Михалыча.

Горыныч замахал крыльями, фуражка слетела с моей головы, а глаза запорошило поднявшимся облаком пыли. Когда я, отплевываясь и тихо поминая матушку Горыныча, протер глаза, Змей уже улетел, а сквозь выступившие слезы я смутно увидел какую-то фигуру протягивающую мне фуражку.

Наспех протерев глаза, я огляделся. Передо мной по стойке смирно и отдавая честь, стоял довольно рослый шамахан в идеально выглаженной белогвардейской форме. Или просто старой царской, не разбираюсь я в этих вещах. А на краю поляны, одетые во что попало, стояло три шеренги шамаханов. И шеренги эти, скажу вам, были ровненькие, будто выстраивали их по ниточке. А говорили – Орда, варвары…