Ольга Дмитриевна, привлекла внимание следователя к области шеи пострадавшей. Она наклонилась ближе, позволяя себе болеё детально проанализировать травмы. «На шеё имеются следы» – произнесла она, аккуратно указывая на них. Михаил Иванович внимательно присмотрелся, продолжая записывать, похоже на то, как будто с шеи что-то сорвали. На руках и на плече было несколько синяков. Но под ногтями следов крови не нашли. Примерное время смерти Ольга Дмитриевна назвала тридцать шесть часов назад.

Затем все проследовали в подвал, где из сейфа был изъят телефон умершей. Осмотр закончился, вещёственные доказательства упакованы. Михаил Иванович получил оставшиеся собранные со свидетелей объяснения и сейчас пролистывал их. Он сидел в холле усадьбы, разложив документы на журнальном столике. Кроме него в холле находилась вся следственная группа.

К Михаилу Ивановичу подошел владелец усадьбы Миньков и резко потребовал:

– Когда из моего дома будет убрано это?

Михаил оторвался от документов и взглянул на Минькова, стараясь определить его намерения.

– Что «это»? – уточнил он, слегка нахмурившись.

– Это – тело. Оно создает моему дому плохую ауру, – так же резко говорил мужчина.

Михаил Иванович несколько секунд выдержал паузу.

– Это – не так давно было живой, красивой девушкой, которая приехала к вам в эту самую усадьбу, заплатила свои деньги за ваши услуги, а сейчас лежит наверху мертвая. Не скажете как так получилось? И что вы лично предприняли для того, чтобы этого не произошло? Она заслуживает уважительного отношения. Это чья-то дочь, сестра, любимая женщина, может, даже мать, – устало ответил Михаил Иванович.

Миньков явно не ожидал подобного ответа и слегка растерялся, но продолжил настаивать:

– У неё не было детей, я посмотрел в её анкету, – всë так же, на взводе требовал он, будто это что-то меняло.

Михаил Иванович бросил на Минькова пристальный взгляд.

– И что? Что это меняет? Имейте уважение, скоро приедет спецтранспорт и увезет тело, – так же устало ответил Михаил Иванович.

Миньков словно не слышал его ответ и продолжал настаивать:

– Я настаиваю, чтобы её забрали немедленно, – раздельно повторил Миньков. – Каждая секунда её пребывания в моем доме рушит мой бизнес сильнее и сильнее. Да я сам бы ей заплатил, чтобы не приезжала, если бы знал, чем для меня закончится её приезд. Мне не нужны такие клиенты.

– А вы не делайте свое поведение все болеё и болеё подозрительным. Вот, сейчас у меня могут появиться к вам дополнительные вопросы, – с намеком сказал Михаил Иванович. – Ваша настойчивость заставляет меня обратить пристальное внимание на вас.

От этой реплики у Минькова перехватило дыхание от возмущения.

– Я ни в чем не виноват! Я её не убивал и ничего не делал. А вы! Вы! В чем вы меня сейчас обвинить хотите? – практически выкрикнул он, теряя выдержку.

– А у меня есть повод вас сейчас обвинять и подозревать? – стараясь сохранять невозмутимость, спросил он, внимательно смотря в глаза Минькову.

Миньков размахивал руками, явно накручивая себя все больше.

– Вы специально! Вы нарочно! Вы провоцируете меня, – продолжал разговор на высоких тонах Миньков, размахивая руками. – Я требую, слышите, требую, чтобы вы убрали тело этой девки из моего дома. Немедленно!

Михаил Иванович, осознавая, что ситуация требует более решительных мер, сдержанно, но жестко ответил:

– Сбавьте громкость голоса на два тона ниже. Вы разговариваете со мной, как с должностным лицом, я вам не подчиненный, держите себя в руках. Объясняю вам ещё раз, скоро приедет спецтранспорт и заберет тело. Точка.

При этих словах Михаил Иванович посмотрел на Минькова, как бы давая понять, что все дальнейшие попытки давления окажутся безуспешными. За годы работы он уже насмотрелся таких истерик вдоль и поперек. Бывали случаи, что крикуны и скандалисты от слов переходили к делу: кидались с кулаками. У всех разная реакция на стресс. По лицу Минькова словно судорога пробежала, сначала он побледнел, затем покраснел, и, выдохнув сквозь зубы, произнес: