«Надо бы записать, – подумал Михаил. – Вдруг, что-нибудь перепутаю. Надо записать, заодно и приметы, что паук был большой и черный, кукла старая, потрепанная, с головой, склоненной влево, и вывернутыми ручками и ножками, а что-то золотистое напоминало свернутый жгут или толстую цепь».

Михаил Иванович достал смартфон и начал записывать в заметки то, что увидел и услышал. Не все ему может пригодиться, потому что эти дела не всегда отписывались ему. Но это было что-то похожеё на личный ритуал: если он выезжал на осмотр места происшествия, где была смерть, то он всегда брал с собой что-то, что могло ему помочь узнать: сам человек ушел за грань или нет. Кровь была сущностью самого человека и служила той путеводной нитью, которая могла соединить его с духом покинувшего этот мир. Михаил Иванович знал, что покойники, чьи жизни оборвали насильственной смертью, были куда более беспокойны. Их души жаждали мести или, по крайней мере, справедливости. И тут уже нужна была сила его рода.

На службе никто не знал о том, что он так может, и считали, что у Михаила Ивановича просто бешеная интуиция по раскрытия убийств. Говорили, что у него невероятное чутье. И одни из самых лучших показателей. Частично причина крылась и в том, что у Михаила Ивановича был дар, который ему помогал. Он мог говорить с мертвыми. Дед ему рассказывал, что когда-то в его роду были те, кто не только мог говорить, но и заставлял повиноваться мертвых, даже, возвращал в жизнь. Но за это платилась очень высокая цена. Жизнь в обмен на жизнь. Поэтому это могли сделать только ради очень важного человека. Например, своего ребенка. Истории о предках, которые когда-либо прибегали к таким жертвенным шагам, обрастали страшноватыми легендами. Михаил Иванович знал: его дар – опасное благо, и его следует использовать с предельной осторожностью.

Свой дар он получил по роду, от деда. Его отцу не досталось ничего, а к нему, Михаилу, дар пришел. Не в тех объемах, что был у деда, но и этого было достаточно, чтобы он мог говорить с мертвыми. Они всегда откликались на его зов. Информацию выдавали, правда, своеобразно. Тем не менеё, шарады Михаил Иванович наловчился разгадывать. Помогала интуиция. Эта самая невероятная интуиция. Которую он считал ещё большим даром. Хотя работала она только на рабочие вопросы и если ему грозила личная опасность. А именно, опасность его жизни. В остальных случаях интуиция крепко спала.

Он бы, может, и хотел, как дед, уметь лечить. А его дед был легендарным знахарем, о нем слава вышла далеко за пределы их города и, даже области. Он умел переносить болезни на неодушевленные предметы. Это мог быть даже камень. Но, чем страшнеё болезнь, тем сложнеё от неё было избавиться. Чаще всего в таких случая дед перекидывал чужие недуги на деревья. Можно было бы и на животных, помогало бы быстреё. Но тут дед принципиально так не поступал. Он был в твердом убеждении, что ни одна болезнь просто так не возникает. И если она есть, то дается для чего-то человеку. Что-то нужно переосмыслить в себе, изменить свою жизнь и свои взгляды. Перенос болезни на дерево делало случай излечимым, но выздоровление медленным. Обычно, хватало времени, чтобы урок был усвоен. Человек успевал прочувствовать все, от безнадежности до невероятной надежды. И менялся. А дерево, принявшеё на себя болезнь, оно умирало. Как медленно человек выздоравливал, так отмирало постепенно дерево. Поэтому подходили не все деревья, а только те, которые были старше двадцати лет, сильные и мощные.

Но некоторым людям дед отказывал сразу. Хотя и мог помочь. Он видел душу. А поскольку после каждого такого обряда дед отлеживался не меньше двух недель, то соглашался страдать далеко не за каждого. И это тоже было его правом и выбором, за которые он понес ответственность.