В.Л. Паррингтон, как уже отмечалось, связывает переход американской общественной мысли на позиции романтизма с усвоением идей французской революции. «В целом романтизм в американской культуре для Паррингтона, – отмечает Р.М. Самарин в предисловии к русскому переводу его трехтомного труда “Основные течения американской мысли”, – явление импортное. Он пишет о “корабле романтики”, который “пересек океан”, чтобы очутиться в Америке. Ученый не учитывает весьма примечательной роли, которую именно американская проблематика сыграла в зарождении и развитии романтизма, – и как течения в экономической и политической жизни, лелеявшего несбыточные мечты о фаланстерах на свободных землях “Нового света”, и в нем ошибочно видевшего страну идеальных свобод, – и как явления чисто литературного, широко использовавшего материал американской действительности для дискуссии о “естественном” человеке и человеке, испорченном “цивилизацией”»[11].

Основную направленность американского романтизма, который он ограничивает хронологическими рамками войны 1812 г. и Гражданской войной, Паррингтон усматривает в критике отживающего прошлого, связанного с колониальной Америкой: «Разрушение старого и неподвижного, смелое, дерзновенное открытие новых миров послужило той плодородной почвой, на которой романтизм расцвел пышным цветом. Право же, не нужно обладать какой‐то особой проницательностью, чтобы увидеть в быстрых преобразованиях, происходивших в Америке после второй войны с Англией, источник того пламенного романтизма, который с невыразимым презрением отвернулся от старомодного прошлого как в политике и экономике, так и в богословии и литературе. Америка неожиданно стала превращаться в новую страну, страну неслыханных дотоле возможностей. И эту новую Америку больше не устраивали ограниченные взгляды и образ жизни осторожных предков. Старая Америка колониального периода представляла собой застойный, рационалистический мирок, склонный к пессимизму, боявшийся всего нового и цепко державшийся за обычаи. Она исходила из того, что человек по природе своей дурен и, считая людей неисправимо испорченными, не оставляла места для утопических мечтаний о лучезарном будущем»[12].

Романтизм как отклик на развитие капитализма в Америке остался не понят Паррингтоном. Отсюда неудача, постигшая его в главах о По и Мелвилле, когда исследователь не смог раскрыть своеобразие и непреходящую ценность наследия этих двух романтических критиков буржуазного образа жизни.

Большим событием в истории изучения американского романтизма было появление в 1941 г. фундаментальной книги Ф.О. Матиссена «Американское Возрождение», в которой дан глубокий анализ творчества Готорна, Мелвилла, Торо и других писателей-романтиков. Однако Матиссену, как и Паррингтону, не удалось показать подлинного значения для американского романтизма творчества Эдгара По.

Американский литературовед Фредерик Карпентер в своей книге «Американская литература и мечта» обосновывает теорию особого пути развития романтизма в США. По его мнению, французская революция, склонная к крайностям и анархии, породила европейский романтизм, отличающийся решительностью своих воззрений, в то время как американская литература, отражая «спокойный», «конституционный» путь развития революции в Америке, прониклась идеями «ограниченного либерализма» и демократии, «присущими американскому общественному опыту»[13].

Искажая общественно-политическую сущность американской революции, которую он пытается изобразить неким мирным общественным развитием, Карпентер тем самым неверно характеризует и природу романтизма, ею порожденного. Но, как нередко бывает, даже в самом ложном рассуждении есть плодотворная сторона. Карпентер как никто из современных американских критиков четко и правомерно утверждает теснейшую связь американского романтизма с национальными особенностями Войны за независимость, переросшей в социальную революцию. Эта сторона исследования Карпентера о судьбах «американской мечты» представляет, несомненно, наибольший научный интерес.