2) А потом и Пётр позвал сам. У него двойняшки с Людмилой женой. Трудно им было. Но жили они в Средней Азии: Петр там инженером по строительству завода работал. Уже собралась тут в деревне всё продать да переселяться к ним с вещами. Но поехала сначала проверить, на время, в пустыне жили, в Кызылкуме. И что? За неделю там «угорела» сама. Домики днем так запаривались – дышать нечем внутри. А на улице солнечный, тепловой удар. Её саму в больницу увезли и домой отправили. А после, когда Петра в Сибирь перевели из пекла этого, – уж и дети подросли. Без няньки обходились уже школьники.

3) Ну, Маша, дочка, – та никогда не звала, всё наоборот, грозилась сама с дитём приехать. У неё Николай, муж, всё пьянствовал… Но, слава Богу, обошлось. Пить бросил, за ум взялся. Мужик он добрый, работящий. А что выпивает изредка до сих пор – он не один такой, все мужики пьют.

4) А Володечка, младшенький, – тот на Севере своём привык. За полярный круг забрался. Даже дальше. На краю света живет: полгода ночь, говорит. А в семейной жизни он плох оказался. Жениться – не женился, но говорит, что где-то дочь растет, а он алименты платит. Оттого и сидит в Норильске, – за деньгами поехал, чтобы алименты для дочери побольше выслать. На все материны вопросы у Володечки один ответ: «сам виноват, сам всё сделаю».

Года два уж назад взял её сын Григорий в город на постоянное жительство, а она до сих пор не могла привыкнуть. Прикатил Гриша за ней в деревню, как снег на голову. Говорил, конечно, и в свои прошлые приезды, что перевезёт он её, но забрал неожиданно всё-таки.

Он занятой, богатый стал – но не какой-то там директор завода, а бизнесмен – заводов-то у него три, ещё и магазинов шесть штук, говорит.

– Никаких «но» и прочего! – на возражения матери сказал Гриша. – Квартиру купили огромную, мама, там и для тебя специальную комнату сделали. Так что ехать тебе надо непременно. А то скажут: сам в хоромах живёт, а для матери комнату не сделает… —

Не могла она сыну худо принести и стала собирать. Велел Григорий всё подчистую продать или раздать соседям, чтобы вещи в один чемодан уместились. Что надо в городе накупят и шубы, и шапки, и подушки.

– На новом месте всё новое тебе заведём! —

Шустрость его не помогла. Уговорила она его взять всё что памятно: пришлось ему заказывать целую машину да мужиков нанимать для погрузки, – столько вещей забирала Анастасия. И все они теперь в её комнате, как в «музее старины», – говорит жена Григория, сноха Катя.

И комод, и кровать, и главное, сундук она забрать заставила, сейчас сундук стоял в углу слева от двери. А на стене ковёр висел над кроватью, как висел он и в деревенском доме.

Сундук старинный кованный – это приданное матери хранил когда-то. Поначалу там были отрезы материала, из которых давно всё пошито было. А ещё постельные принадлежности: простыни, пододеяльники, наволочки. Хранились до сих пор подзорники и полотенца большие с ручной вышивкой и плетением, края подзорников оплетены крючком и белыми нитями, да цветными.

Чего это она сегодня, словно проверяльщица какая-то, в своей памяти всё перетряхивает? И Анастасия вновь прилегла и забылась в полусне.

Так бывает, вдруг, резко провалишься и резко возвращаешься из сна.

«Нас-тень-ка-а!» – голос знакомый пробился к ней из немыслимой дАли и был таким родным, что она немедленно рванулась ему навстречу… И проснулась, резко поднялась и села на кровати. Да будто и не спала, только что, казалось, положила голову на подушку, а за окном уже светлело утро, пробиваясь светом между штор.