Русская деревня еще не утратила способности сопереживать и соболезновать не на словах, люди шли, знакомые и не очень, шли, чтобы своим появлением и присутствием поддержать своего директора, его семью в таком горе. Гроб вынесли, поставили в кузов грузовика, вереница молчащих людей прошла до кладбища, каждый бросил в зияющую яму три горсти холодной и липкой земли. Установили сваренную в мастерских железную пирамидку с именем и датой, написанными клубным художником. Еремеев пригласил всех в столовую на горячий обед. Ирина подошла к сидящему на табуретке Григорию:
– Григорий Иванович, примите мое искренне соболезнование. Я бы просила вас вернуться в больницу.
Григорий не поднял головы:
– Мне все равно. Везите. Папка, прошу тебя, приезжай вечером, иначе я сойду с ума.
Ирина поняла, что действие введенных препаратов заканчивается и кивнула доктору: «Пора!». Машина на малой скорости пошла в сторону райцентра. Она подошла к Ивану Сергеевичу и Клавдии Петровне.
– Мы продержим Григория Ивановича еще пару дней, и потом передадим в областную больницу. Так будет лучше. Простите, но мне нужно ехать. Я буду вас навещать.
Патологоанатом молодец, после вскрытия Софьи ни слова никому, пришел к главному:
– Ирина Николаевна, погибшая беременна, первый месяц. Едва ли и сама догадывалась. Это указывать?
– Акт мы обязаны вручить родственникам. Только не сейчас. Начнется следствие, все равно этот факт всплывет, но только позже. Вы же понимаете, что это известие окончательно добьет мужа. Отправим пациента в область, потом видно будет.
Еремеевым она тоже решила ничего пока не говорить.
***
Еще накануне октябрьских праздников Хевролин попросил Ирину приехать в исполком. Встретил в дверях, крепко пожал руку, пригласил за стол:
– Все жду от тебя предложений, а ты помалкиваешь. Неужели вся энергия в Березовский свисток ушла?
Ирина насторожилась:
– Что вы имеете в виду, Николай Петрович?
Председатель засмеялся:
– Строительство, дорогая Ирина Николаевна, то, чем ты так успешно занималась раньше.
Ирина кивнула:
– Честное слово, так много дел и проблем местного масштаба. А строить надо. Конечно, вру, что не думала, у меня даже один рисунок есть, сейчас покажу.
Она раскрыла портфель и вынула сложенный книжечкой лист ватмана, развернула его на столе:
– Вот болото, которое сегодня за хозпостройками. Надо его расчистить, углубить, обсадить красивыми деревьями. Это будет центр нашего больничного городка.
– А вокруг у тебя что за квадратики?
Ирина улыбнулась:
– Это прямоугольники, Николай Петрович, и обозначают они корпуса нашей больницы. Вот это поликлиника, это терапия, дальше хирургический корпус, администрация, родильный дом, детство и «скорая помощь». А по ту сторону инфекционное отделение, морг, извините, потом гаражи и кухня. Все постройки закольцованы вокруг нашего красивого пруда. Думаю даже, что корпуса можно соединить теплыми переходами, не все, но основные надо. Нравится, Николай Петрович?
Хевролин без улыбки смотрел на эту схему. Ведь он сам, проходя по этому участку на работу и обратно, видел, что просится вся эта местность под какое-то единое оформление, а вот что больницу можно сюда сместить, и в голову не пришло. Да и что доброе можно было сделать с Бытовым? А теперь, глядя на примитивный план Дзюбиной, уже чувствовал, что уже заразился идеей больничного городка. Все-таки молодец эта бабочка, хорошо мыслит, а в душе щипнуло: «А ведь и я об этом же думал…».
– Думы думками и планы планами, Ирина Николаевна, но воплощать эту идею будет ой как непросто! Я переговорю с первым, он мужик практичный, если смысл увидит, тогда дело пойдет. Это будет такой проект, на который всем районом придется работать. – Он замолчал, рассматривая план.