И правда: тяжкая борода, плотный нос, мощная с сединой голова на коренастом торсе и отличные кулаки напоминали о неудавшейся революции змееногих. Однако заугольный акцент выдавал человека образованного в непривычном стиле и больше самого по себе – без учителей, если не считать таковыми жизненные обстоятельства.

– Учи меня, Ахметка, – учи!

М.Е. Салтыков-Щедрин

Его рассказы о себе отличались неправдоподобием. Безнаказанно пересечь границу с нейтральной державой в районе Кавказа с тем, чтобы терроризировать жителей мелкими карманными кражами, – этого бы ему никто не позволил. Преувеличена картина отчаяния разоряемых турок, безобразна сцена сбора золота в шапку на подарок шаху (иранскому – что особенно нелепо: республиканское правительство страны с преобладающе суннитским населением ни в коем случае не допустило бы привлекать в подобном деликатном дельце монарха-шиита). Совет шаха глупым туркам – «запирать карманы на висячие замки» – достоверен психологически, но вряд ли мог прозвучать из уст административного лица столь высокого ранга. Дальнейшая криминальная тактика может быть объяснена только предположениями еще более бессмысленными, чем факт, который они сами призваны объяснить.

Ведекин справедливо сомневался и немного мстил нашему новому собеседнику за неудачную лекцию о двух смыслах обряда похорон. Однако тот был не из уязвимых, аргументов серьезно не брал, о словах не спорил, на своем не стоял, без нужды не улыбался, хохотал, когда хотел, а логические резоны ласково парировал тем, что, мол, не о том стараешься, призывая искать тайное значение в своей пустоватой болтовне, но и самое это тайное значение приглашая не особенно высоко ставить. Среди прочего он уверял, что Пергамский Алтарь, который величал также «Престолом Сатаны», видел он не где-нибудь, а в Турции – в самом, значит, Пергаме.

Вообще, в его рассказах звучали ориентальные мотивы:

– Сам я почти что перс. Сын шведа и мадьярской женщины.

А немного спустя мы видим его снова на Кавказе, опять-таки вблизи турецкой границы, и наблюдаем его глазами за идущей к северу великаншей, рядом с которой бывшая местная женщина обычного роста казалась ребенком.

Следует остановиться еще на одном рассказе ввиду его полной анахроничности. Я передаю его сейчас, хотя услышал значительно позже, следуя общей манере источника, признать который за автора мешает мне одно лишь неверие в человеческую способность к вымыслу. Поэтому я склонен полагать, что все было так, как он говорил, хоть и говорил он, конечно, глупости.

– Когда последние белые бежали из Крыма, часть их осела в Константинополе, притом много казаков. И как раз между казаками распространился тогда слух, что если они перейдут в католичество, то иезуиты купят для них у голландцев остров Яву, там поселят, дадут свой иезуитский флот, и с помощью этого флота можно будет высадить на Дальнем Востоке огромный десант на предмет реконкисты. Толпами повалили в костелы. Умнейшие головы Конгрегации терялись в догадках, какие такие достоинства западного толка веры увлекли мужественные сердца простых суровых воинов. Скоро вышел страшный скандал. Узнали, что остров Ява густо заселен малайцами, а иезуитский флот все еще крейсирует во внутренних водах Гондваны в поисках выхода в открытый океан. История, однако ж, поддержала репутацию последователей св. Игнатия Лойолы, готовых оправдать любые средства, если только цель, кажется им, – увеличивает славу Божию.

– Вот так вот! – нажимал наш друг. – Ведь верили во флот и в Яву и уже знали: иезуит – заведомый плут. Потому и верили. А как вышло не так, обвинили опять же хитрое иезуитство. После этого – верь людям. А ты говоришь – роман, литература. Ты ж жизни не знаешь. Жизнь, если хочешь знать, – над любым романом всегда она превозобладает.