О евреях вообще в античной литературе упоминали и раньше. В 388 г. до н. э. Аристофан в Афинах поставил одну из своих комедий «Богатство». Главное действующее лицо там – бог Плутос, само Богатство, и выступает оно в облике старого еврея:
– У нас в доме, – рассказывает раб, – появился слепой старичок, хромой, калека, без зубов, с горбом, в грязи, в морщинах и, кажется, клянусь звездой, обрезанный к тому же!
– Какая золотая весть, – подхватывает другой. – Неужто! Повтори-ка! Тебе поверить, он принес сокровищ малу-кучу.
(Перевод Адриана Пиотровского)
Любопытно, что за тридцать семь лет до того в комедии «Ахарняне» евреи выглядят несколько иначе. Положение там следующее. Народное собрание слушает отчет послов из Фракии:
– Мы не задержались бы так долго во Фракии… («Когда бы не получали суточных» – кричат из толпы) …если бы реки во Фракии не покрылись льдом от холодной игры одного здешнего актера, но мы все же преуспели заключить союз и вот ведем с собой войско свирепых одомантов.
Вводят весьма живописных «одомантов», но они при ближайшем рассмотрении оказываются «обрезанными». По смыслу сцены послы во Фракии, конечно, не были, отсиживались в Пирее, а рать набрали тут же в порту.
Комедия была поставлена в 425 г. до н. э. На родине мнимых одомантов Неемия уже семь лет как отстроил стены и снабдил ворота ключами. Но откуда взялась эта ватага в Пирее?
Обычно полагают, что рассеяние евреев на запад по Средиземноморью началось после походов Александра, на сто лет позже. Видимо, это не совсем так. Во второй половине V в. до н. э. их уже знали в Афинах так хорошо, что сложилось устойчивое представление об их обличье.
Писатель выводил их в комедии, а зритель – легко узнавал. Возможно, они попали в Афины из Египта. Военная колония евреев на острове Элефантина, ныне Асуан, была основана в VI в. до н. э. Солдаты охраняли границу с Нубией. Колония пользовалась религиозной автономией: на острове был храм Яхве и, если не лгут папирусы, даже храм Его жены. В 410 г. до н. э. храмы были разрушены по требованию жрецов местного бога Хнума (имевшего образ барана, а иудеи приносили в жертву этих животных), население рассеялось, но в 425 году городок еще стоял на месте. Можно думать, что не все египетские евреи жили на Элефантине и что служба в наемных войсках была для них одним из обычных занятий.
Разумеется, комедия не высказывает к евреям никакого особенного отношения. Для Аристофана чужестранец забавен лишь теми признаками, которые можно театрально разыграть, в данном случае это богатство при невзрачном обличье и факт обрезания. И старичок в рембрандтовских красках, и подозрительные наемники, шествующие строем, вроде мольеровских клистироносцев, суть маски, а не лица.
Иное у Катулла. Поэт обращался только к тем, к кому имел сам сильное расположение или отвращение. Среди них – оставляя в стороне богов – Гай Юлий Цезарь («постельный всезнайка»), народный трибун Клодий Пульхр («красавчик»), родная сестра трибуна Клодия – Лесбия («горячо любимая», но в иных стихах – «ходячий бардак»), претор Ноний («водянка»), жена Помпея Великого (с эпитетом о ста двух частях), претор Марк Келий Руф («вонючий козел») – самые знаменитые политические деятели, ораторы, литераторы: Кекилий, Кинна, Кальв, Корнелий Непот, Цицерон, Геллий. Незначительные лица если и появляются в стихах Катулла, то по совершенно особым причинам. Кем же мог быть этот Аррий?
Через два года после того, как Симон, брат Иуды Маккавея, заключил союз с Римом, в 139 г. до н. э., иудеи были впервые изгнаны из Города – за порчу нравов. (Историки полагают, что под «порчей нравов» подразумевалась миссионерская деятельность). Евреям было приказано «удалиться к себе». Время от времени такие указы издавали относительно разных групп: магов, жрецов Изиды, греческих философов и т. п. Существенно, что уже тогда евреи жили в Риме в большом количестве. Это были неспокойные годы, между Третьей Пунической войной и движением Гракхов. Иудеи если и удалились, то скоро опять вернулись. Во всяком случае, к первому веку н. э. римская община была одной из самых больших в рассеянии. В 50-е гг. до н. э. Аррий мог быть жителем столицы в третьем поколении. Быть может, он тот самый юноша, о котором Цицерон в 58 г. писал: «…Гай Аррий – мой сосед, а теперь уже и домочадец. Не хочет ехать в Рим, но, оставаясь здесь, целыми днями намерен со мной философствовать. А с другой стороны – Себос, этот дружок Катулла. Куда деваться? Вот была бы удача, если бы кто-нибудь теперь же, пока они здесь, купил мою формийскую усадьбу…» и «…Только я написал эти строки, а Себос тут как тут. И охнуть не успел – здравствуйте! – Аррий пришел» (Из писем 41 и 42). Себос – по-видимому, кличка, созвучная словам «сало» и «суббота».