А потому Бог, в своей любви к человечеству желая удовлетворить все его нужды, даровал нам особое свойство ума, именуемое памятью. Эта память имеет две двери: зрение и слух. И к каждой из двух дверей ведет особый ход, а именно: очертание и описание. Очертание служит глазу, описание – уху. Как можно войти в дом памяти, понятно из того, что память, которая хранит сокровища знаний, приобретаемых умом человека посредством рассудка, относится к прошлому как к настоящему. Именно это выполняется очертанием и описанием. Ибо когда рассматривают начертанную историю Трои или иной местности, видят деяния героев прошлого, как будто они происходят сейчас. То же и описание. Когда слушают чтение стиха, услышанные приключения словно бы происходят в настоящем. А поскольку прошлое превращается в настоящее этими двумя – очертанием и описанием, совершенно ясно, что с их помощью можно добраться и до памяти.

И я – чью память Вы, о моя милая желанная прелесть, покинуть не можете: ведь в ней след любви, которую я испытывал к Вам, всегда о ней открыто объявляя, и я не мог бы добиться полного исцеления от этой любви: всегда остался бы след страданья, сколь бы я ни выказывал внешней сдержанности, – желаю вечно жить в Вашей памяти, если такое вообще возможно.

Итак, обе эти вещи я посылаю Вам в одной. Я направляю Вам в данном сочинении и очертание, и описание, так что когда меня не будет с Вами, сочинение это своими изображениями и речью восстановит мой образ теперь уже в Вашей памяти. И я покажу Вам, каким образом это сочинение содержит очертание и описание.

Что оно описывает словами, это понятно, ведь письмо осуществляется для изображения слов и для прочтения. При чтении написанное возвращается в словесную форму. Кроме того, понятно, что оно содержит очертание, ибо ни одна буква не существует, не будучи начертана. А также этому сочинению необходимы картинки, ведь звери и птицы по естественным причинам лучше узнаваемы, когда нарисованы, а не когда описаны.

И еще это сочинение представляет собой военный резерв всего, что я посылал Вам прежде. Подобно королю, который отправляется на войну за пределы своих владений и берет с собой лучших людей, а еще больше оставит для охраны королевства, но увидев, что взятых воинов ему не хватает, призывает всех, оставленных в резерве, так же следует поступить и мне. Ибо если я произносил и посылал Вам много прекрасных слов, но они как до́лжно мне не послужили, придется организовать все средства в резервную силу в этом последнем моем сочинении. Хоть Вы меня и не полюбили, но есть в нем вещи, которые с наслаждением видеть будет глаз, слышать ухо и вспоминать память.

Поскольку же это сочинение и есть мой главный резерв, а равно и последняя надежда из всех, кои я в состоянии изобрести, мне приходится говорить более сильной речью, нежели прежде, как оно следует из природы Петуха.

Ибо чем ближе к вечерним сумеркам или к рассвету свою ночную песнь поет Петух, тем это происходит чаще. А чем ближе к полуночи, тем слышнее его голос, который с каждым разом все более усиливается. Ведь сумерки и рассвет, представляющие смешение ночи и дня, обозначают такую любовь, в которой нет ни полной веры, ни полного отчаянья. Любовь в полном отчаяньи представлена полуночью. Потому, ибо нет у меня земной надежды на Ваше будущее благорасположение, любовь моя на полночь и похожа. Когда надежда у меня была, это напоминало сумерки. Тогда я и пел почаще, а сейчас я должен бы петь громко.

Причина, по которой голос отчаявшегося громок, обнаруживается, я думаю, в свойствах зверя, влагающего все свои силы во ржание, отвратительные звуки коего всякого устрашат. Зверь этот Дикий Осел. Ибо природа его такова, что он особенно не вопит, пока не изголодается, но если он при этом пищи для насыщения найти не сможет, то принимается истошно ржать, разрываясь на части. С тем и мне следует, обнаружив, что нет у Вас милосердия, совершить более великое усилие, нежели когда-либо прежде, и не с громким пением, но с могучей всепроникающей речью. Я вынужден был отказаться от пения и сообщу, по какой причине.