– Осторожнее, – предостерегла она, снова поворачиваясь к рабочей поверхности с какими-то жидкостями в больших сосудах. – Здесь куча разного хрупкого оборудования, мистер Хьюз убьет нас, если мы что-нибудь сломаем.
– Извини, – пробормотал Нок, наклоняясь подобрать пластиковые бутылки и металлические поддоны, которые свалил. Так по-идиотски войти – это надо было умудриться. – Мне просто нужно, типа, пленку проявить, и я тут же уберусь.
– А, ладно. – Эбби бросила взгляд через плечо. – Сперва ее, наверное, перемотать надо?
– Да, – тупо повторил Нок. – Перемотать. Конечно.
Облокотившись на стойку, девушка наблюдала, как он вертит фотоаппарат в руках, ощупывая разные кнопки и рычажки.
– Помощь нужна?
Нок, робко взглянув на нее, протянул камеру. Эбби, взяв, покрутила миниатюрную рукоятку в уголке и отщелкнула заднюю крышку. Потом вытащила кассету с пленкой и уронила на протянутую ладонь.
– Без обид, но неудивительно, что у тебя такие плохие оценки.
– Спасибо, – поблагодарил Нок.
– Мне выключить свет?
– Зачем?
– Чтобы не испортить пленку.
Нок смутно помнил, как мистер Хьюз объяснял что-то про светочувствительность, но вместо подробностей в голове возникала только картинка Мигги Монтеро, вышедшего отбивать на замену, и великолепного, посылающего мяч прямо в небо удара в восьмом иннинге важнейшей игры после ничьей. При двух удаленных игроках и заполненных базах это была просто мечта! Хоум-ран, и дом Флэнаганов сотрясся от крыши до основания!
– Э-э… – пробормотал Нок.
Эбби со вздохом протянула руку и щелкнула выключателем у него за плечом. Комната погрузилась в такую кромешную темноту, будто к глазам прижали камни.
– Теперь, – послышался голос Эбби, – можно без опаски проявлять пленку.
В отсутствие зрения обострились другие чувства. Нок услышал биение своего сердца и собственное легкое дыхание, ощутил резкий запах химикатов и слабый аромат, исходивший от девушки, – кажется, лосьона для рук и какого-то неизвестного цветка. Темнота была настолько полной, что пришлось дотронуться до глаз, чтобы удостовериться – они действительно все еще открыты. Наверное, такой же непроглядный мрак царит в глубоководных областях океанов, в той невообразимой пучине, где обитают неведомые склизкие рыбы, которых когда-то мечтал изучать Патрик…
– Надеюсь, ты не боишься темноты? – пошутил Нок.
– На самом деле даже люблю, – откликнулась Эбби. Он ощущал, что она стоит прямо перед ним, хотя и не видел ее. Звучный голос разливался в окружающей черноте как колокольный звон. – Там, откуда я, ночью хоть глаз выколи. Так темно, что даже гор не видно.
– Значит, ты не из Чикаго?
– Изначально нет. В десять лет приехала сюда из Эритреи. Это такая маленькая страна в Восточной Африке. Слышал про такую?
– Конечно, слышал. Если я забыл перемотать пленку в фотоаппарате, это еще не значит, что я идиот.
– И на карте найти сможешь?
– Вряд ли, – признал Нок. – Только не подумай чего – я вообще в прошлом году на географической олимпиаде у мистера Сетона занял самое последнее место. Забыл столицу Соединенных Штатов.
– Ты серьезно?! – В бестелесном голосе из темноты слышалось искреннее изумление. – Вашингтон же!
– Да знаю, я тогда просто на секунду запутался. В смысле, Нью-Йорк ведь должен быть по логике – он больше. Я вообще не очень хорошо соображаю, когда на меня давят. Поэтому я в основном в классах для отстающих…
Эбби рассмеялась.
– Знаешь, для страны, девиз которой «все люди созданы равными», американские школьники слишком повернуты на том, в каких классах они учатся. То, что ты среди отстающих, еще ничего не значит. Я уверена, что ты умнее, чем сам думаешь.