– Пророк?..

– Ага. Пророк. Это уже потом отец его так в записях своих называл.

– Почему пророк? – не унималась Ксения.

– Потому что открыл правду.

– В смысле? Какую правду-то?

– Дальше поймёшь. И кстати, врач утверждал, что человек этот не спит вообще.

После этих слов Егор исподлобья посмотрел на Ксению, как бы спрашивая, ничего ли ей это не напоминает. Ксения смутилась.

– И знаешь, я когда на него смотрел, я не только отвращение испытывал, но ещё и страх. Такой страх, который объяснить тяжело. Парализующий, животный страх. Вот ты смотришь на него, и страшно так, что трясёт, но оторваться при этом не можешь, как будто покоряешься ему, как будто тянет к этому ужасу прилипнуть, чтоли. Не знаю, как это объяснить. Я… – голос у отца задрожал, он остановился, прерывисто и глубоко вздохнул и решил глотнуть ещё компота, – Я не спал потом. Ну, то есть спал, но спал очень плохо, мне всё время казалось, что он рядом стоит, у кровати. Это долго не проходило, и я сильно вымотался тогда.

– А дед?

– Они с врачом войну прошли. На сумасшедших насмотрелись. Поэтому им и не страшно было. Страшно не было, но мне казалось всегда, да и сейчас кажется, что если я испытывал липкий этот страх, то они к нему питали такой же прилипчивый интерес. По нему видно было, что он другой. Мне даже человеком его называть трудно – язык не поворачивается. Существо. Это было другое существо, как будто грань человека он перешёл. Презрел всё человеческое: стыд, совесть, предрассудки – всё. Ты не знаешь, не читала, но в Библии изначально люди были такие. Ну, то есть, похожие. Не знающие стыда, добра и зла. Их Бог такими создал. А потом, когда они вкусили знание, им открылся стыд и прочее, Бог их изгнал. Так вот этот как будто вернулся туда, к началу, как будто прикоснулся к божественному.

– Библия? Где ты взял её? Это же книга ересей, она под запретом, – почти шёпотом спросила Ксения, подавшись к отцу и по привычке оглянувшись.

– Книга ересей? Тогда и Симеон еретик. И все мы. Весь ахнаиризм – инверсия этой книги. Ну или почти весь.

Ксения подалась назад, навалившись на спинку кресла. В глазах её, широко распахнутых, показалась растерянность.

– У отца этот сумасшедший вызвал неподдельный интерес, как я уже говорил, и они решили его безумие поглубже исследовать. Вместе с врачом. Как же ж его звали?.. Не помню, хоть убей. Да и сейчас уже нет того, кто мог бы вспомнить. Коллективная амнезия, – отец усмехнулся, – В общем, начал отец с ним регулярно общаться, пытаться выяснить, откуда он, сколько лет ему, и всё такое. Ну а чем ему в деревне ещё было заниматься? Тут хоть какая-то исследовательская деятельность подвернулась. Он пусть и не психиатр, но всё же химик, голову надо чем-то занимать. Они так довольно долго с ним ковырялись, пока в один прекрасный день пророк не услышал, что отец химией занимается. Я подробностей не знаю, но вышло так, что как только он услышал об этом, сразу в решетку вцепился, довольный такой стал, начал отца звать. Отец, значит, как он рассказывал, подошёл к решётке, а сумасшедший начал ему числа диктовать, по кругу. Четыре или пять комбинаций надиктовал точно. Вроде так. Да, кажется так. В общем, отец голову не долго ломал, почти сразу числа эти узнал и понял, что это удельная масса элементов. Так закончились его психотерапевтические увлечения и начались химические.

– Удельная масса элементов? Рецепты какие-то?.. Так вот откуда он получил рецепт этого наркотика?.. Так ведь пророк этот сумасшедший был! Откуда он-то знал какие-то там удельные массы веществ и вот это вот всё? Не складно как-то звучит. Ты не прикалываешься надо мной, пап?