– Не навещает, – разом поскучнев, бухнула Натэлла.
– Но почему?! Я же видела, как трепетно он к вам относится.
– Не хочу про него вспоминать, – повариха отвела глаза и уставилась куда-то в стену.
– Он вас обидел?.. – так мягко, как только могла, спросила Майя.
– Да лучше бы он меня обидел! Семью опозорил, паскудник! – не выдержала её собеседница. Повторив: – Не хочу про него вспоминать! – она тяжело и резко поднялась и снова встала к плите.
«Семью опозорил» прозвучало неожиданно. Для зимних проделок Вахтанга определение было слишком жёстким – репутации его семьи они повредить не могли. Пусть даже Натэлла каким-то образом узнала, чем промышлял её любимый племянник в «Сердце гор» – хотя Артём и уверяет, что ничего ей не рассказывал! – она бы, в любом случае, назвала его шалости как-то иначе. Похоже, Вахтанг успел натворить что-то ещё, и намного более серьёзное. Но выпытывать у Натэллы, что именно, Майя не стала. Ей было достаточно убедиться, что добрая женщина непричастна к «полтергейсту» – а информацию о Вахтанге можно получить и другими способами.
Допив последний глоток, она подошла к поварихе, приобняла её за плечи и быстро проговорила:
– Простите, пожалуйста, не буду вас терзать! – не дождавшись ответа, прибавила: – Спасибо за кофе, Натэлла, я себя человеком почувствовала! – после чего отправилась в номер.
Письмо от Чулпан прилетело очень вовремя. В теме значилось: «Юрий Федюхин». Чулпан удалось найти одного-единственного человека с таким именем, удовлетворяющего нужным критериям – взрослого, обеспеченного и заинтересованного в покупке дома в Абхазии. Это был довольно известный московский врач-пульмонолог. Несколько раз его приглашали в ток-шоу, где он рассказывал об авторском методе лечения болезней лёгких и о намерении открыть собственную лечебницу – причём упоминалась именно Абхазия, в которой, якобы, есть районы с идеальным микроклиматом. Последнее, что удалось узнать о докторе Федюхине из открытых источников – что он нашёл инвесторов для своего проекта. В конце письма Чулпан интересовалась, нужно ли вытаскивать что-то ещё из источников закрытых.
Обрадованная тем, что коллега уже проснулась, Майя перезвонила в ответ и сказала: не нужно. Её, Майю, больше всего волнует судьба Федюхинского проекта, а для этого закрытые источники не требуются – достаточно пообщаться с самим врачом частным порядком и спросить, скоро ли заработает его лечебница и где она находится.
– Сделаю, не вопрос, – легко согласилась Чулпан, не вынуждая Майю объяснять, почему та не может связаться с ним от своего имени.
– И вот ещё что. Пожалуйста, наведи для меня справки о Вахтанге Шанава, восемьдесят третьего года рождения. Гражданство может быть любое – российское, абхазское или двойное. Зимой жил в Сухуме, называл себя предпринимателем; где находится сейчас и что делает – не знаю; скорее всего, замешан в каком-то криминале.
– С криминалом – это не ко мне. Покровского попрошу, ты не против?
– Проси, конечно, мне без разницы.
– К вечеру всё будет, – пообещала Чулпан и отключилась.
А утро, тем временем, вступало в свои права. Небо стремительно светлело, дом оживал и наполнялся уютным курортным шумом. На балконе соседнего номера заливался смехом ребёнок. Поодаль включили телевизор. Из коридора донёсся голос женщины, обещавшей кому-то заказать завтрак наверх. «Я тоже так сделаю, но позже», – подумала Майя. Идти в столовую ей не хотелось – хотелось сладкого утреннего уединения. Знакомство с другими постояльцами можно и отложить, практического смысла оно пока не имело.
Одно из окон Майиного углового номера выходило на ту самую калитку, которую зимой караулил смышлёный мальчик Боря, и на крыши построек позади неё, где были владения егеря. Поэтому лай собак и лошадиное ржание хозяйка комнаты различала даже лучше, чем голоса соседей. Привлечённая звуками, она подошла к окну и выглянула наружу. Калитка стояла распахнутая настежь, людей видно не было. После завтрака, рассудила Майя, первым делом нужно навестить Нури – посмотреть на его питомцев и на то, как у него всё устроено. Она хотела отодвинуться от окна, но тут из дома через заднюю дверь вышла невысокая, крепко сбитая девушка с объёмистой эмалированной кастрюлей – очевидно, Мадина.