Пристань от посёлка отделял вал, сложенный из плотно пригнанных друг к другу глыб тороса – огромных, просто огромадных. Казарнак утверждал, что привезли их в незапамятные времена аж с самого Прохладного моря, но даже простак Маклай в этом сомневался. Людей у вала собралось уже много, поднимались по прорубленным в толще ступеням на плоский гребень. Взрослому бы не протолкнуться, но у «кулака» имелись свои лазейки, ребята быстро оказались наверху. А река Горячая несла свои тёмные до черноты воды, река Горячая не замерзала никогда. Начало она берёт на крайнем-крайнем севере, где Великий Хребет сходится с Великим Рифом, держат друг друга за руки. А Великий Хребет связан с Дырой, оттого вода в Горячей волшебная, а из волшебной воды получается волшебный лёд. Так рассказывала Руте бабушка.

– Едут! – пронеслось по толпе, – едут!..

Потянуло кислой вонью ржавчины, по чёрной речной глади волнами пошло марево, из марева показались баржи – одна, вторая, третья. Две прошли мимо, третья замедлилась, стала забирать к причалу. У бортов её стояли големы-стражи, большие и высокие, меж ними расхаживал речной капитан. И Рута вдруг увидела, поняла, что он такой же чёрный, как и река. Нет, не внешне, конечно, а внутри – разъела его Горячая, пройдя сквозь защитные чары, как проходит сквозь скорлупу ореха червь.

– Никак ещё одна! – крикнул Казарнак.

Рута сначала услышала, потом уже увидела: четвёртая баржа шла еле-еле, надсадно скрипя, на палубе её были люди, много людей.

– Переселенцы, – высказал очевидное Маклай, он любил так высказываться.

– С последней что-то не так, – сказал Ратма тихо, но Рута разобрала, и ей стало страшно. Сейчас что-то случится, поняла она, что-то плохое.

– Почему так скрипит-то? – наморщил лоб Маклай, – может, самоходный механизм сломался?

– Да ну, – отмахнулся Казарнак, – просто там людей очень много, вот и скрипит!

Однако прав оказался всё же Маклай: баржа с переселенцами дёрнулась, будто ей отвесил пинка великан, понеслась в сторону той, что была по счёту третьей. Поселковые смотрители, встречавшие у причала, кричали, размахивали ледяными дубинками, толпа на гребне замерла, затаила дыхание, как один человек.

– Вот это да… – протянула Айрис, большие глаза её влажно блестели.

Два марева встретились, баржи со скрежетом прошли бок-о-бок, вверх взметнулись алые искры чар. Борт грузовой сломался, чёрного капитана сбросило вместе с двумя големами на палубу баржи с переселенцами, накрыло волной.

– Смотри, смотри, дерутся! – Казарнак пихнул Руту в бок, показал пальцем.

На барже с переселенцами и правда началось неладное: големы-стражи, обожжённые водой, размахивали во все стороны квадратными кулачищами, топотали ножищами. Оно и понятно: на людей Горячая действовала, но зимой совсем чуточку, и если человек умеет плавать, и не нахлебается, то переживёт без труда, но не так, совсем не так с големами. Если говорить просто, вода из Горячей их плавила, как и положено горячей воде, пролитой на лёд. Одному голему досталось особенно: вода разрыхлила и голову, и грудь. Рута увидела, как крепкий мужчина заслонил женщину и двух мальчишек – жену и детей, понятное дело, – а голем снёс ему голову, будто раздавил в руке сочный плод. И тогда младший подпрыгнул, вцепился в грудь стража, повис на одних только пальцах, словно кошка. Ещё миг, и голем расплющил бы, сведя вместе кулаки-блоки, но парень отпрянул, повалился на палубу, в руке его горел головнёй артефакт-сердце…

[3]

Столкновение барж в посёлке обсуждали долго, Руте понравилось, как об этом сказала Бригитта – мелят, мелят, мелят, что твоё зерно в муку. Только к весне улеглось, поутихло, о другом стали думать да говорить, о привычном. То бишь о предстоящем разливе. Порой Горячая разливалась обычно, а порой нет – в позапрошлом году как раз такой случай и был. С южной окраины посёлка, за лесопильней, залило много леса, и вода долго стояла, а когда вода из Горячей долго стоит, дерево становится волшебным. До того дошло дело, что из земли вылезать начали, на корнях ходить, на людей нападать – один такой живодрев и убил Нолана, разодрал сучьями-крючьями. Рута брата, самого в их семье старшего, очень любила, очень по нему плакала. А потом воду осушили, живодревов изловили да извели, одну заимку поставили, другую, третью, и получился починок, который назвали Заливным. Теперь туда переселенцев много стекается, волшебное дерево добывать.