– Я за тобой, – Барагуз пробирается в дом ночью, появляется в спальне.

– С ума сошел! – Рута вскакивает, – а если бы муж?

– Обижаешь, крошка, всё схвачено.

– Но с ним же ничего плохого?

– Нет, конечно, или я похож на душегуба? Поторапливайся, собирай узелок.

– Что, прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас, – отвечает Барагуз резко. – С севера большая баржа идет, нам с ней по пути.

– Так, а что взять? – Рута мечется.

– Тебе видней, крошка. Если есть хороший оберег, бери, их на реке много не бывает.

Рута хватается за кусочек артефакта на шее, тут же отдёргивает руку, словно обжёгшись. Снимает цепочку, засовывает под подушку. Не её это вещь, нет, не её. Она – мягкий лёд для лепки, а тут камень, для твёрдого человека. Тарнум найдёт, Тарнум поймёт, Тарнум выдержит.

– Так есть амулеты?

– Есть, и ценности тоже есть, но там шкатулка хитрая…

– Хитрые я люблю, – подмигивает Барагуз, – показывай.

Хлада, город-порт Тёплая Гавань

[1]

И улочка кривая, и домик самый скособоченный – значит, то самое место. Идти сюда одной было опасно даже днём, но ждать больше Рута не могла. Ребят Виргила не решилась просить, а девчонок просить себе дороже: будут потом судачить, зачем ей алхимица понадобилась, сойдутся, понятное дело, на одном, на этом самом. Куда же Натала запропастилась? Второй месяц нет. Она бы выручила, за ней, как за каменной стеной. Главное, что вынесла Рута из плавания по Горячей: женское легко переплавляется в мужское, мужское – в женское.

Дверь была приоткрыта, Рута толкнула, переступила кривой порожек, спросила:

– Можно?

Грубо сколоченный стол, за ним старуха – страшная, как есть страшная. Глубоко посаженные глаза, нос крючком, бородавка на подбородке, да ещё с волосками…

– Заходи, – прокаркала, поправляя лохмотья.

У стола на треноге стоял котелок, в нём что-то булькало, исходило красноватым парком. Под потолком пучки высушенных трав, свисают гирляндами, на полу бусы и шкуры, клубки шерсти и мотки проволоки, кристаллы и фигурки, вырезанные из корней.

– Здоровья, бабушка, – Рута поклонилась, – долгих лет…

– Чего хотела?

– Мне бы артефакт…

– Если чадо вытравить, то шуруй отседова, запрещено теперь! Али не слышала, что хладовлад повелел? Брюхатых не принимать, содействия им не оказывать, повинные да будут посажены, кхе-кхе, на кол.

– Нет, мне не вытравить, – быстро сказала Рута, – мне от кошмарного сна.

– С этим тоже шутки плохи, – старуха воздела скрюченный палец, – эфирный уровень, понимать надо.

– Не откажи, бабушка, – Рута всхлипнула, – пропаду я…

– Ну, не реви, не реви, – смягчилась алхимица, – помогу, чем смогу. Расплатиться-то есть чем?

– Дерево у меня, – Рута положила на столешницу два бруска, подумала, добавила третий.

– Не люблю дерево… – проворчала старуха, – ну, да ладно.

Попробовала каждый брусок на зуб, два отложила в сторону, один бросила в котёл. Варево тут же сменило цвет с красноватого на зелёный, потянуло чем-то затхлым, сухим.

– А оно сразу поможет, – спросила Рута, – или нужно будет ещё раз приходить?

– Зависит от того, как много выпьешь варева, как быстро деревяшки сгрызёшь, кхе-кхе.

– Что, правда?

– Нет, кривда, – хрипло рассмеялась алхимица, – шуткую я.

Над котлом уже поднимались серые и зеленоватые пузыри, лопались, разбрызгивая изумрудные искры.

– Как красиво… – залюбовалась Рута.

– Вон тот кристалл подай, – сказала старуха, – рядом с веником из душицы.

– Этот?

– Да не этот, дурёха, который в носке недовязанном!

– А, поняла.

Рута протянула длинный прозрачный кристалл с четырьмя гранями, алхимица быстро прочитала над ним заклинание, бросила в котелок. Вспух большой пузырь, лопнул, разлетелся на искорки. Старуха, ловко орудуя деревянной ложкой, достала кристалл со дна, ухватила двумя пальцами, осмотрела. Из прозрачного тот стал молочно-белым, увеличился, самое меньшее, вдвое.