В алфавитной карточке формы № 8 Дмитриева Николая Васильевича имеется запись: «Умер в кабине автомашины, труп направлен в АГЛ № 2580 для вскрытия».

Дальше шло перечисление номеров карточек, фондов, описей, дел… Сердце застучало чаще. Рука машинально потянулась к карману, но сигарет там давно не было.

– Получается…

– Дмитриев покончил с собой. Протянул шланг к выхлопной трубе, другой конец – в кабину. Завёл двигатель. Я уж не знаю, по какой причине, но не думаю, что его дочери на старости лет следует об этом знать.

Архивная справка придавила Родионова своим весом. Он рассказал начальнику отдела хранения историю Лилии Николаевны.

– М-да… Раз такие дела, справку я вам не отдам.

– Я напишу на вас жалобу.

– Это сколько угодно. У архива федеральное подчинение. Городская власть нам не указ.

– Вы поймите, дочь имеет право знать, как всё было на самом деле. Нельзя скрывать правду.

– Правду? – Петраков подошёл вплотную к чиновнику. – Вы хоть понимаете, что произошло? Посмотрите в окно. Обычный петербургский день, облачно, дождик вот-вот заморосит, дети играют в сквере… Видите, мальчик за голубем бежит? Как он счастлив! Через минуту он споткнётся, упадёт и заплачет, забудет о восторге, о голубе, обо всём на свете. Ничего уже нельзя будет вернуть назад. Но прямо сейчас нет счастливее человека, и этот миг неповторим.

Начальник отдела хранения замолчал, а потом добавил:

– А тут не сквер, не голубь. Вся жизнь пошла… Ай…

Он махнул рукой.

– И всё-таки вы не правы.

– Слушайте, – глаза Петракова загорелись, – вы в Бога верите? Впрочем, не важно… Давайте сыграем с вами в детскую игру «камень, ножницы, бумага». Победите – отдам справку, проиграете – не обессудьте.

– Вы с ума сошли?

– Доверьтесь случаю. Посмотрим, чья правда возьмёт.

Родионов даже вспотел от волнения. Весь этот разговор, вся история и вытащенные наружу скелеты обрели плоть и вес. И Петраков уже казался не служащим архива, а Мефистофелем, чьей задачей было обмануть и сбить с толку. Его кабинет, заваленный разными папками от пола до потолка, был самым подходящим для такой игры местом. Но чиновник забыл, что когда играешь с бесом, глупо верить в удачу, глупо…

– Хорошо, давайте… – Родионов сжал кулак.

Служащий архива посмотрел на посетителя с жалостью и каким-то невысказанным вслух разочарованием.

– Поверили? Вы как ребёнок, ей-богу. Держите свою справку, делайте с ней что хотите.

– А что? – растерялся Родионов.

– А я не знаю. Впрочем, есть вариант… Мало ли на свете было Дмитриевых? Покопайтесь в архивах воинских захоронений, найдите полного однофамильца, покажите вашей старушке. Пусть думает, что там лежит её отец. А справку подшейте в папочку и спрячьте от греха подальше.

– Обмануть?

– Я двадцать лет военврачом отслужил. Знаете, какое у врача главное правило? Не навреди!

Выходя из кабинета, Родионов обернулся и увидел усталое лицо начальника отдела хранения.

– Ничего нельзя вернуть назад.

На улице Родионов поморщился от дневного света, с усилием размял шею и обратился к прохожему:

– Закурить не найдётся?

27 января 1944 года

«Дорогие мои однополчане! В моей смерти никто не виноват, простите меня. Врага мы разбили, Ленинград освобождён от фашистских полчищ, а жить дальше я не могу. Два года уже нет моих Танюши и Лилечки, а душа болит, как в первый день. Невыносимо мне больше ходить по земле. Знаю, что поступаю не по партийному, но делу Ленина я был предан до последнего вздоха. Сражайтесь храбро и честно, гоните врага с нашей земли, а моя судьба решена. Пусто внутри.

Бушлат – Алексею Маслобородову.

Бинокль – Лиде Волосниковой.

А всем остальным мой горячий привет. Ещё раз простите, если кого обидел.