– Не знаю. Вышли, видимо?

– Редакционное собрание. Прямо сейчас! – рявкнула Огорд.

Не говоря больше ни слова, она развернулась на каблуках. Было слышно, как её синие шпильки громко цокали по коридору в направлении переговорной.

Элоиза и Бётгер переглянулись.

– Что это было? – спросил он.

Элоиза пожала плечами и встала:

– Идёшь?

Эрик Шефер выключил сирену, минуя Национальную галерею. Слухи об исчезновении мальчика вскоре должны были распространиться, как блохи в лагере бойскаутов, и запустить волну паники среди родителей школьников. Не стоило ускорять этот процесс.

Добравшись до школы, он припарковал чёрный, весь покрытый царапинами «Опель Астра» на тротуаре возле статуи Кристиана IV. Монарх гордо обозревал школу, которая располагалась на узком участке между железнодорожной станцией Остерпорт и желтовато-коричневыми казармами Военно-морских сил – как будто «отель» из Монополии.

Школа Нюхольм среди прочих школ – то же, что Мраморная церковь среди прочих церквей, подумал Шефер. Не взбалмошная авангардная часовня с органом, похожим на трубы нефтяной платформы, а место, где есть душа… дух. Ему было совершенно плевать, сколько международных премий завоевали современные молодые звёздные архитекторы или сколько парадов проводилось в их честь. Они могли бы выстроить ещё множество зданий, похожих на горки для слалома или экологические панда-парки, но Шефер терпеть не мог все эти конструкции из стекла и бетона, которые вырастали то тут, то там по всему городу.

Иногда ему казалось, что он, должно быть, единственный во всей стране, кто ещё не свихнулся. А может, он просто стареет… Впрочем, суть одна и та же.

Его взгляд скользил по школьному двору, где толпа людей собралась в сумерках. Мамы и папы стояли кучками, держа детей как можно ближе к себе, и он уже на расстоянии мог распознать выражение их лиц: все предосторожности уже напрасны. Блохи поскакали.

Шефер заметил детектива Лизу Августин, которая вот уж четыре года была его напарницей, когда проходил мимо футбольной коробки, где кривоногий прыщавый подросток бросал мяч в кольцо. Августин в сопровождении двух рядовых полицейских беседовала с семейной парой. По их вытянувшимся, полупрозрачным лицам Шефер понял, что это родители пропавшего мальчика.

Если бы не рост, мужчина был бы вылитый Роберт Редфорд[8], подумал Шефер. Золотистые волосы, выдающиеся нос и подбородок придавали ему выражение, характерное для персонажей старого Голливуда. Женщина рядом с ним тоже была красива, но она немного терялась в толпе других матерей, одетых, как и она, по моде и статусу. Она производила впечатление практичной и прагматичной – в противоположность Мистеру Голливуду, – а вот взгляд её противоречил этому образу, заметил Шефер. В её глазах читался чистый ужас.

Шефер перехватил взгляд Лизы Августин, и их воссоединение после пятинедельной разлуки было ознаменовано всего одним коротким кивком.

Она пошла ему навстречу. Когда они поравнялись, Шефер спросил:

– Появился?

Августин отрицательно покачала головой. Её светлые волосы были собраны на затылке в тугой узел.

– Нет. Всё хуже, чем я думала.

– Что ты имеешь в виду?

– Он вообще сегодня не был в школе. Никто не знает, куда он делся.

– Как это понимать? Когда его видели последний раз?

– Сегодня утром, на школьном дворе. Есть свидетель того, как он заходил вон в ту дверь около восьми часов. – Она указала на старую дубовую дверь за их спинами, один из двух выходов на школьный двор. – Но он не дошёл до класса на третьем этаже к началу урока, и никто не видел его уже… – она посмотрела на мужские часы «Таг Хаэр» на своём запястье, – вот уже часов восемь.