Собаки, кошки и Я Ольга Ивасенко

© Ольга Ивасенко, 2020

ISBN 978-5-4498-6214-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

С благодарностью и уважением:

писателю Юрию Каменскому за ненавязчивое подталкивание к написанию этой книги;

Павлу Федоренко за познавательный экскурс в природу психологии человека;

Виктору – есть люди, помощь которых невозможно оценить, потому что она бесценна. Спасибо тебе!

*

Животные в нашем дворе были всегда. Первое и яркое воспоминание: я только научилась ходить (год? Чуть меньше?), мама развешивает бельё, стоя на горке земли в центре участка, а я, влекомая любопытством, топаю за времянку, где отец огородил угол и пустил туда купленных петуха и двух куриц. Как я попала в загородку к птицам – не помню, только то, что разъярённый петух кидается на меня, хлопая крыльями и долбя по моим ножкам клювом. На крик прибежала мама и, вытирая зарёванное дитя, дала задание отцу избавится от «супостата».

Больше птицу не держали, как и вообще животных сельскохозяйственного назначения. Были собаки, но чаще всего коты, которые прошли через мою жизнь пунктиром, более-менее разной лохматости.

Последний пёс, перед долгим, безсобачьим, перерывом в двадцать лет, был щенок Рекс, помесь дворняжки и овчарки. Ему было всего пару месяцев, когда он появился в нашем дворе, с маминым категорическим требованием держать собаку только на привязи. Была сколочена будка, куплен ошейник и цепочка и я, пятилетняя девочка, отпускала его с привязи, как только представлялась такая возможность.

Подражая старшему брату, я украдкой брала его портфель, набивала своими журналами «Весёлые картинки» и играла «в школу». Напротив нас жил мальчик моего возраста, Серёжа, который мне очень нравился и я, делая вид, что его не замечаю, частенько выносила свою «школу» в виде деревянного ящика и скамеечки за калитку, где вслух «читала» журналы. Родители Сергея тоже держали собаку – злобную, матёрую овчарку, которая люто ненавидела детей и сидела в своём дворе, изредка срываясь с короткой верёвки, выскакивая на улицу и вызывая всеобщий переполох. Безбашенная, одним словом. Предпоследний её укус достался Валере, другому соседнему мальчику, которому она разорвала ухо и разъярённые родители, приходили ругаться к хозяевам овчарки, но так ничего и не добились, кроме брани, в которой принимала участие вся улица.

В один из летних дней, я снова вышла за калитку с деревянным ящиком и портфелем брата, и снова «читала» вслух, а Серёжка стоял у своего забора и, улыбаясь, наблюдал за мной. В какой-то момент я уловила резкое движение и, подняв глаза, увидела его, уже быстро карабкающегося на рядом стоящее дерево, распахнувшуюся соседскую калитку и молча нёсшееся на меня чудовище, которым нас пугали родители – соседскую овчарку, которая снова сорвалась со своей верёвки и выскочила на улицу. Замерев на какое-то мгновение, я развернулась и кинулась в свою калитку, но далеко отбежать не успела – овчарка меня настигла и вцепилась зубами в спину. Всё происходило слишком быстро, спасти меня не успевали ещё и потому, что я молчала, и только одно существо бесстрашно кинулось мне на помощь – Рекс. Невзирая на щенячий возраст и иерархию среди собак, где младшие подчиняются старшим в обязательном порядке, несмотря на цепь, которая сковывала его движения, он запрыгнул овчарке на спину и, мгновенно переместившись, вцепился ей в глотку. После этого, той пришлось разжать челюсти и переключить внимание на Рекса, а я, получив свободу, сделала рывок и упала на кучу угля, которая высилась посреди нашего двора. И, наконец, смогла закричать.

Мама потом рассказывала, что выскочив на крик, она просто остолбенела, наблюдая страшную картину – ребёнок в разорванном платье, истекающий кровью и, рядом, соседская овчарка, крутящаяся на месте, пытающаяся стряхнуть с себя маленького Рекса, висящего у неё на гортани и сжавшего зубы в мёртвой хватке своими молочными зубами.

Дело было вечером, когда нас, детей, уже забрали из садика и родители, после работы, занимались делами каждый в своём доме. На крик сбежались все соседи и, последнее, что я увидела, прежде чем потерять сознание, это люди, молча стоящие у нашего невысокого забора и глядящие на меня.

В сознание меня привели только через несколько часов в больнице – я приходила в себя после обливания водой, после похлопываний по щекам, и снова его теряла от сильной боли. Овчарка прокусила мне поясницу очень глубоко и мне ещё повезло, что она не вырвала этот кусок спины (а что там за спина у маленького ребёнка?), просто не успела, отвлёкшись на Рекса. Он, как говорили маме врачи, в полном смысле спас мне жизнь.

В больнице я находилась долго, но и потом довозили на те самые, злосчастные сорок уколов в живот.

Помню ещё один момент. Уже дома, после больницы, я просыпаюсь на своей кровати. В окно, закрытое не до конца ставнями, бьёт утреннее летнее солнце, мама, улыбаясь смотрит на меня и я, в полном восторге от того, что уже нахожусь в своей кровати, говорю: «Я хочу обнять Рекса. Можно к нему?». Мама мрачнеет, но ласково отвечает: «Нет» и, путаясь, начинает объяснять, что Рекс убежал с другими собаками и ему с ними будет лучше и веселее. Мне и жалко, что я больше не увижу своего пса и приятно за него. И только подойдя, через время, к будке, я понимаю, что никуда Рекс не убежал… И будка на месте, и цепочка так же прибита к ней, но вокруг густым слоем земля засыпана порошком хлорки и, невзирая на отпугивающий, едкий запах хлора, над этим местом кружат большие мухи. Я стояла, молча смотрела и отчётливо понимала в свои пять лет, что Рекса убили. Больше мы о нём не говорили, и только спустя лет семь, я стала расспрашивать маму, что же произошло на самом деле.

После того, как меня унесли в дом и на помощь маме побежали несколько женщин-соседок, а овчарку быстро увёл во двор её хозяин, люди не расходились – эта история превысила все допустимые пределы. Пока ехала Скорая, к нам спешила и другая машина – так называемая «собачья будка». Ехала она за овчаркой, и мужчины-соседи поэтому и стояли кучками по улице, чтобы выломать закрытую наглухо калитку осаждённых хозяев овчарки, которые только огрызались из-за забора и поносили безответственных родителей, выпускающих детей на улицу. Женщины скандалили, а разъярённые мужчины молчали, и это было страшнее, чем скандалы – все уже устали бояться за своих детей и знали, что пойдут до конца, невзирая на крики хозяина: «Пусть только кто подойдёт к моей собаке!».

Овчарку, конечно, забрали и усыпили – собака, бросающаяся на людей, а тем более на детей и попробовавшая уже не раз вкус человеческой крови становится не просто опасной, она становится людоедом. В ту же ночь Рекса отравили, пока мама была со мной в больнице. Нашему щенку хозяева овчарки подбросили небольшие кусочки мяса, напичканные мелкими осколками стекла. Оголодавший щенок проглотил их не разжёвывая, и спустя некоторое время скончался в невыносимых муках. После этой истории мама отказалась заводить собак. Напрочь. А у меня на всю жизнь остались шрамы на пояснице, смещённая правая почка и, лет на десять, заикание.

Через некоторое время хозяева овчарки продали дом и уехали.

Казалось бы – ребёнок перенёс сильный стресс, связанный с собакой и должен теперь сильно бояться всё собачье племя. Но, наверное, из-за самоотверженности Рекса, собак я полюбила ещё больше, хотя и не приставала к маме с просьбой о новом щенке. Выход для своей любви нашла интересным способом – через год я пошла в школу, которая находилась в трёх автобусных остановках от моего дома и, возвращаясь из неё, шла не по центральной улице, как мне было приказано, чтобы находиться в гуще детей, а в обход, мимо других частных дворов в такое время суток бывших почти пустынными. Все на работе, в садиках, в школе и только собаки, почти в каждом дворе, провожают меня лаем и поскуливанием. Уже через несколько месяцев я знала всех псов «в лицо», их клички, а тех, у кого клички не удавалось узнать, нарекала сама именами, которые придумывала и на которые они, вот странно, отзывались. Из дома таскала хлеб, из школьной столовой булочки и коржики и подкармливала собак всех мастей, встречающихся мне по дороге.

Собакам, в отличии от других животных, очень важно человеческое внимание. Без еды они обойтись могут долгое время, если их отпустить от голода умирают редко, а вот человек для них, своего рода божество и ради ласки, ради доброго человеческого слова они отдадут, если надо, и свою собачью жизнь. Есть и обиженные псы, которые злятся на человека, их обидевшего, чаще всего, физически. Многие не могут, из-за иерархии, такому человеку отомстить и, в итоге, направляют свою злобу на кого-то другого, стоящего в их стае на ступень ниже их самих. Так и получилось с соседской овчаркой, что я поняла немного позже, наблюдая поведение собак в разных ситуациях и условиях.

Не все собаки встречали меня радостным повизгиванием, были и вот такие, озлобленные, и я, изо дня в день, пыталась растопить их угрюмость и недоверие добрым словом. Почти всегда мне это удавалось, в той или иной степени. Да, от породы тоже зависит собачий характер. Изначально бойцовские породы спокойно переносят физическую боль, но это в схватках с четвероногими. Если же боль доставляют люди, то такая собака, почти не задумываясь, кинется и на человека, вместо того, чтобы убежать – слишком они независимы по натуре. То есть, увеличивая агрессивность, мы и получаем агрессивность на выходе за счёт других, более лояльных качеств в собачьем характере. Бывают исключения, конечно. Соседский питбуль, например, не может сидеть в своём дворе, когда хозяева уезжают – он рвётся на улицу пообщаться с людьми и человеческими детёнышами, которым дозволяется всё. Если ребёнок доставит ему боль, он только тихонько взвизгнет и ещё ниже опустит голову, признавая человеческое превосходство, но с чужими собаками безжалостен и его никто из псов, даже крупнее по габаритам, не трогает – боятся.