Собакалипсис Сергей Гришин

Я запахнул полы халата. При входе на территорию питомника почему-то всегда ветрено.

– Что, двинули? – спросил Боб, переминаясь с ноги на ногу.

– Идём, – я кивнул и приоткрыл дверь.

Изнутри пахнуло нечистотами.

– А ещё человек разумный, – буркнул Хуа и потёр нос. – Гадит, где придётся.

– Прояви уважение! – пробасил Роти и, отпихнув мелкого напарника, зашагал вперёд.

Я усмехнулся. Наш амбал всегда смотрел свысока на всякую мелочь. Кроме меня, пожалуй. Но меня попробуй только, позадирай. При следующей обработке от блох вмиг без шерсти окажешься. На самых интересных местах.

Я пристроился за Бобом. Меня тут же догнал Хуа и потрюхал рядышком.

– Уважение, ишь ты! – недовольно протявкал он. – Ишь, чего захотел! А я, между прочим, всё помню! И как плясать приходилось за последний кусочек, и как мордой тыкали!– он повернул ко мне свою пучеглазую мордашку: – Чего молчишь, Джек?

Я поправил очки в тонкой золотистой оправе и, усмехнувшись, ответил:

– Во что тебя, прости, тыкали, если ты такой весь из себя воспитанный?

– Злой ты, Джек, хоть и умный, – вроде бы обиделся Хуа, но не замолчал, а продолжил своё ворчание: – Вот скажи мне, почему Роти так с ним носится, с уважением этим?

– Это в нашей природе, – нехотя ответил я. Признаться, пучеглазый приятель с его вечными околофилософскими вопросами уже достал.

– В чьей? – не согласился он. – Вот у меня его и в помине нету! С чего их уважать-то? Прогадили своё могущество! Сами же всё испортили! А я после этого их должен уважать?

– Многие знания – многие печали! – нравоучительно проговорил я.

Хуа даже остановился на пару секунд. Эта мысль ему, похоже, раньше в голову не приходила.

– Во-во! – согласился он, снова нагнав меня. – Оттого ты и злой, что умный, – сделал Хуа странный вывод.

Я даже не нашёлся, что на это ответить. Я-то думал, он сейчас снова начнёт о людях рассуждать.

Тем временем мы подошли к кухонной двери. Роти встал слева, чтобы открыть её и, в случае чего, быстро закрыть. Боб устроился справа.

– Готов? – спросил меня здоровяк.

Я кивнул. Основная прелесть моих габаритов и умилительной внешности в том, что я не вызываю агрессии. Как, впрочем, и Хуа. Но если по моему поводу можно сказать лишь «ми-ми-мишный», то мой пучеглазый приятель почему-то приводит одичавших в ступор. Мы же этим успешно пользуемся.

Дверь чуть скрипнула. Я на мгновение закрыл глаза, а потом шагнул внутрь.

– Хозяин, – тихо позвал я. – Время пищи и процедур!

Из-за холодильника высунулась лохматая голова. Блеснули белки глаз на испачканном лице.

– Фёдор Степаныч, как же так? – я всплеснул руками. – Мы же только утром умывались! А Вы снова где-то уже успели изгваздаться!

– И ты ещё говоришь об уважении! – не преминул вставить Хуа, вошедший следом за мной. – Свиньи, и те не такие неряхи! Это уже даже не Хомо Свинтус! Это Хомо Кретинус какой-то!

– Помалкивай! – рявкнул появившийся из-за двери Роти.

Голова хозяина сразу же убралась обратно за холодильник. Оттуда донеслось учащённое дыхание.

– Роти, чтоб тебя болонки зализали! – в сердцах выругался я. – Ты ж так всё испортишь! Если убежит, сам его будешь на территории ловить!

Роти насупился, прижал уши и пробурчал:

– А зачем он про хозяина так?

– А что не так-то? – хихикнул Хуа.

– И ты, зараза, тоже помалкивай, – я с упрёком посмотрел на пучеглазого. – Отойдите все к двери. Будем давить на «мимишность».

Я встал на четвереньки. Всё-таки, что ни говори, а более привычная, хотя и менее приличная поза. Я неспешно прошёл к убежищу человека. Халат неприятно тёрся пуговицами о ламинат, подметая рукавами заляпанный пол. В меня упёрся напуганный взгляд хозяина.

Я ответил самым умильным выражением морды лица, на которое только был способен. Потом подошёл вплотную и положил голову на колени человека. Какое-то время он напряжённо сидел, судорожно дыша. Потом положил мне между ушей свою ладонь и стал гладить. Спустя минуту хозяин уже совершенно успокоился. Я и сам чуть было не задремал, убаюканный мягкими прикосновениями.

– Джек, – Боб откашлялся и указал в сторону двери, откуда мы пришли. – Мы всё подготовили. Не хотелось бы здесь слишком долго задерживаться.

Я вздохнул и поднялся на ноги. Помог встать хозяину.

– Пойдём, Фёдор Степаныч. Помоем тебя сейчас. Потом покушаешь по-человечески – не всё же жрать.

Человек послушно пошёл со мной в ванную комнату. Здесь всё было оборудовано так, что мы, несмотря на отсутствие таких удобных пальцев, могли провести необходимые санитарно-гигиенические процедуры.

Когда я причёсывал мокрые волосы хозяина, он вдруг поймал в зеркале мой взгляд. Что-то блеснуло в свете лампы. Кажется, слеза.

– Джек, – выговорил Фёдор.

Моё сердце пропустило удар. Я чуть было не уронил расчёску.

– Фёдор Степанович?

Но человек уже снова потерял связь с той частью разума, что некогда делала его царём природы. Хорошо хоть не начал дёргаться, а то и драться. Просто позволил мне закончить с приведением его в нормальный вид.

Затем мы прошли в гостиную, где парни уже закончили сервировать стол. Я усадил хозяина на стул во главе стола, сам сел слева. Справа от человека оказался Боб, всегда готовый помочь. Роти и Хуа устроились поодаль, изредка постреливая друг в дружку неприязненными взглядами.

– Кепку сыми, – пробурчал здоровяк вполголоса, стараясь не напугать хозяина.

Пучеглазый хмыкнул, но всё-таки смахнул с головы свой ярко-жёлтый головной убор.

– Доволен? – осклабился он.

Роти кивнул и поправил свой любимый красный в косточках галстук, выбившийся из-под пиджака.

Шесть глаз уставились на меня. Спустя несколько мгновений к ним присоединилась ещё одна пара.

Я вздохнул. Как-то само собой повелось так, что я каждый раз начинаю нашу совместную трапезу с … речи? Молитвы? Даже не знаю, как это назвать.

– Друзья мои, – начал я, проникнувшись значимостью момента. – Уже три месяца мы собираемся здесь по понедельникам, чтобы не забывать. Мир изменился. Раньше это был мир людей. И пусть они оказались далеко не лучшими правителями. Но мы умели их ценить. Особенно близких и любимых, – я кивнул на Фёдора Степаныча, тупо уставившегося куда-то в район моего носа. – Хозяин знал, что и он не избежит этой участи. Он, как смог, подготовил нас к новому миру. И в благодарность мы не забудем своего человека. – Я продел руку в ручку бокала и приподнял его над столом: – За старый мир!

– За старый мир! – ребята повторили мой жест.

– Что тут, собственно, происходит? – спросите вы.

Да ничего особенного. Просто мы, псы, ценим верность. И это – наша суть.

Как предполагал дядя Фёдор, людей поразил неизвестный вирус. Заразившиеся им не чихали и не кашляли. Через какое-то время они становились похожи на зверей.

Нет, они не покрылись шерстью, не встали на четвереньки, да и хвост ни у кого не вырос. Нет. Просто у людей что-то случилось с мозгами. Они вдруг теряли свои способности к нормальному взаимодействию. Кто-то проявлял агрессию, бросаясь на всех, кто рядом. Кто-то, наоборот, замыкался и прятался. И все теряли свои коммуникативные (ура, я смог выговорить это слово!) способности.

Приступы неконтролируемой агрессии привели к печальным последствиям. Нас, к счастью, всё это коснулось лишь краем. Но лично мне хватило и того, что я увидел в стенах нашего питомника, а потом и в городе.

А тут ещё оказалось, что вирус действует не только на людей, но и на зверьё. Причём, с точностью до наоборот. На кого-то он почти не оказал влияния. А кто-то встал на задние лапы, раздался, если так можно выразиться, в плечах, научился говорить, считать, пользоваться оставшимся от прежних царей природы жилищем, оборудованием всяким разным. Даже одежду людскую стал носить.

Открою один секрет. Одежда важна. Не столько для того, чтобы не замёрзнуть – всё-таки у нас есть своя собственная шубка, у кого потеплее, у кого полегче. Но вот хвост. Иногда он слишком сильно подводит. Зачастую надо скрыть свои эмоции, а этот предатель ведёт себя… как предатель. Совершенно не слушается. А одежда помогает скрыть эту предательскую штуку.

Хотя, если положить лапу на сердце, мы просто хотим быть похожими на людей. Даже те, кто всячески ругают их, не прочь встать на задние лапы и надеть какой-нибудь плащ. Мы бы и обувь носили, но сапоги и прочие ботинки просто соскакивают с лап.

Теперь про хозяина. Фёдора Степаныча. Дядю Фёдора. Ему, в какой-то мере, повезло. Или это нам больше повезло? Он застал наши метаморфозы ещё в здравом уме и твёрдой памяти. Лично меня научил многим штукам, благодаря которым я вошёл в новый мир очень влиятельным чело… псом. Конечно, псом. Приспособил всякие разные вещи под наши лапы. Потому как вирус, собака страшная, хоть и дал нам почти человеческий разум, не озаботился снабдить такой удобной вещью, как пальцы.

Мы – Роти, Боб, Хуа и я – выросли в питомнике, где ветеринаром был как раз Фёдор Степанович. Впрочем, он не только медициной здесь заведовал. И по хозяйству всё делал, и дрессировкой занимался. Хотя я и не уверен, можно ли его с нами игры назвать дрессировкой. Короче, он был нам и папкой, и мамкой, и приятелем.

Своё детство, раннее, до питомника, я помню весьма смутно. Да и никто из нас чётко не помнит своего детства. В этом я абсолютно уверен, вопреки утверждениям Хуа.

Всплывают лишь отдельные картинки, запахи и ощущения. Радость от игр с другой малышнёй. Неуверенность и страх, когда оказался один за пределами двора. Навалившиеся со всех сторон ароматы трав, одурманивающий запах помойки… Фу, гадость…