– Змеи уже давно уснули, а волки могут забрести сюда только зимой. Самые опасные звери в этом лесу – кабаны, но я не помню, чтобы они сами нападали на человека. С охотниками у нас бывали несчастные случаи, а просто так кабаны на людей никогда не нападают. Самое опасное место в наших краях – это старые торфоразработки, там остались затопленные карьеры. Они не слишком глубокие, но если туда сорваться в темноте, то в одиночку можно и не выбраться. Только вряд ли ваш отец добрался до этих карьеров, единственная дорога к ним с вашей стороны идет через эту пустошь, мимо моего дома, а ко мне на этой неделе никто посторонний не приходил. Кстати у вашего отца были с собой какие-нибудь ценные вещи?

Олег на секунду задумался. Батя никогда не расставался со старым золотым «Брегетом», оставшимся от его прежней долагерной жизни и извлеченным вместе с обручальными кольцами из тайника в березовой роще. Взял ли он его с собой в лес? Наверняка. Хотя бы потому, что других часов у него не было.

– У него были золотые часы. А разве так опасно ходить в наше время в лес с золотыми часами? Это все-таки не Южный Бронкс, и не Восточное Бирюлево.

– В наше время безопасно ходить в лес можно только с ружьем. Да и то, если не боишься им пользоваться, а то и ружьё отнимут, – насмешливо ответила Нина Васильевна. – Бродяги теперь везде шляются, случается, грабят и туристов и грибников, отбирают деньги, планшеты, телефоны. А за золотые часы, я думаю, теперь запросто и убить могут. От моего дома до Уланова семь километров по просеке будет, так прошлой зимой какие-то жулики целых пять километров кабеля за одну ночь срезали. Я потом два месяца при керосиновой лампе жила, пока новый кабель не протянули. Вот так! А вы, москвичи беспечные, в лес с золотыми часами ходите.

– Зачем же вы меня пугаете? – расстроено спросил Олег, пораженный такой неожиданной версией. – И зачем бродягам убивать человека? Отняли бы часы, да и все. Я думаю, Батя об этом никому не сказал бы – даже мне.

– Да не волнуйтесь вы так – это всего лишь предположение. Возвращайтесь к себе домой в Москву и пишите там заявление. Пусть полиция этим делом занимается. – Нина Васильевна широко зевнула, прикрыв рот рукой. – А сейчас, давайте спать, завтра дел много. Я в семь утра своих собачек накормлю и сразу после этого отвезу вас в ваши «Ручейки», хорошо?

– Хорошо, а телефона у вас нет? Жене надо позвонить, чтобы она не волновалась.

– Чего нет, того нет, – сокрушенно вздохнула хозяйка. – Родителям, царство им небесное, еще при социализме каждый год обещали связь провести, да так и не успели, а теперь кто же мне одной из Уланова семь километров провода потянет?

Она провела Олега в одну из боковых комнат, и расстелила высокую кровать со старомодными никелированными набалдашниками на металлических стойках и растянутой, словно гамак, скрипучей панцирной сеткой. Изнуренный лесными скитаниями мужчина забылся глубоким и спокойным сном, едва успев донести голову до огромной пуховой подушки.

Это целительно-безмятежное забвение было прервано, как показалось Олегу буквально через десять минут, командным голосом Нины Васильевны:

– Подъем! Мы уже на целый час отстали от графика!

Олег, вспомнив свой незабываемый армейский опыт, рефлекторно, одним прыжком выскочил из постели. В это время во дворе громко залаяли собаки.

– Да что ж это за наказание сегодня с утра, – в сердцах пробормотала хозяйка и, бросив на ходу, – Постель можете не застилать, быстренько умывайтесь и поехали, – стремительно выбежала из комнаты.

Олег, пройдя в кухню, плеснул себе в лицо и на шею ледяной воды из медного рукомойника, вытерся не очень свежим полотенцем и, надев джинсы, байковую рубашку и шерстяной свитер, вышел в сени. Старенький зеленый УАЗ военного образца уже стоял около крыльца. Из распахнутого гаража доносился неразборчивый голос Нины Васильевны, казалось, что она с кем-то ругается.