– У меня по ту сторону дороги на Помфрет пасется стадо джерсийских коров, – сказал Прюэтт; акцент у него был скорее аристократический, чем сельский. – Байсаут гоняет их туда утром и назад днем по этой самой тропинке. Иногда трактор заезжает…

– А влюбленные парочки?

– Бывают случайные машины, – с отвращением сказал Прюэтт. – Конечно, это частная дорога, как подъезд к вашему личному гаражу, старший инспектор, но в наши дни никто не уважает чужой собственности. Не думаю, чтобы кто из местных парней и девушек ходил сюда пешком. Здешние поля куда, скажем, приятнее. Но машины сюда порой заезжают. Машину можно загнать под эти нависающие ветви, так что ночью можно пройти прямо рядом и не заметить.

– А вы не замечали каких-нибудь незнакомых следов от шин со вторника, сэр?

– Да ладно вам! – Прюэтт махнул не слишком мощной рукой в сторону проселка, и Барден понял, что он имеет в виду. Проселок по сути дела раскатали колесами в широкую дорогу. – Трактора ездят туда-сюда, скот топчется…

– Но у вас есть машина, сэр. Странно, что при таком движении никто не заметил ничего необычного.

– Не забывайте – эта дорога только для въезда и выезда. Никто тут поблизости не ошивается. У моих людей полно работы. Они хорошие ребята, и они с ней справляются. В любом случае можете вычеркнуть нас с женой – мы были в Лондоне с понедельника до нынешнего утра, да и пользуемся мы по большей части передним подъездом. Этот проселок – просто чтобы срезать путь, старший инспектор. Он хорош для тракторов, но моя машина тут забуксует. – Он помолчал, затем резко добавил: – Когда я в городе, мне плевать, если меня принимают за работягу.

Вексфорд осмотрел проезд и нашел только раскисшую, изрытую колеями дорогу, зигзагом расчерченную следами тракторных шин и испещренную глубокими круглыми коровьими следами. Он решил отложить разговор с четырьмя работниками Прюэтта и девушкой – начинающим агрономом – до тех пор, пока не будет установлено время смерти миссис Парсонс.

Барден вернулся в Кингсмаркхэм, чтобы передать новости Парсонсу, поскольку они были знакомы. Тот открыл дверь с тупым видом. Двигался он, как сомнамбула. Когда Барден, стоя в столовой, среди всех этих жутких книг сухо рассказал ему о смерти жены, Парсонс ничего не ответил, лишь закрыл глаза и пошатнулся.

– Я позову миссис Джонсон, – сказал Барден. – Пусть она приготовит вам чаю.

Парсонс только кивнул. Он отвернулся и уставился в окно. С чувством, близким к ужасу, инспектор увидел, что носки до сих пор висят на веревке.

– Я бы хотел немного побыть один.

– Все равно, я скажу ей. Она придет попозже.

Вдовец двинулся прочь, шаркая тапками цвета хаки.

– Хорошо, – сказал он. – Вы очень добры.

Вернувшись в участок, Барден застал Вексфорда за столом. Тот рассматривал сгоревшую спичку.

– Знаете, Майк, – задумчиво сказал он, – впечатление такое, что кто-то ее зажег, чтобы получше рассмотреть убитую. Значит, было уже темно. Кто-то держал спичку, пока та не обожгла ему пальцы.

– Байсаут?

Вексфорд покачал головой.

– Тогда было достаточно светло. Нет, кто бы ее ни зажигал, он хотел удостовериться, что не оставил за собой ничего подозрительного, что могло бы его изобличить.

Старший инспектор положил обгорелый кусочек дерева в конверт.

– Как Парсонс принял известие? – спросил он.

– Трудно сказать. Такое ведь всегда вышибает из колеи, даже если готов к нему. Доктор так накачал его снотворным, что он вряд ли понял все до конца.

– Крокер сейчас проводит вскрытие. Предварительное судебное разбирательство в десять утра в субботу.

– Крокер может установить время смерти, сэр?