– А-а еще меня Святобор на шабаш пригласил, – хвастается она.

– Ну, съезди, может, познакомишься с колдуном или привезешь мне оттуда колдунью, – смеется Саша.

– Бабу Ягу, – кивнув, обещает ему девушка.

– Русалку.

– На уху.

– Ты ревнуешь меня к вымышленному персонажу? – Паршин смеется и делает глоток вина.

– Я никогда никого не ревную без причины!

– Конечно. Особенно, к русалкам.

– Ну, да, вообще-то, я иногда перегибаю. Поедешь со мной, а то одной мне страшновато?

– Постараюсь. А что значит «Святобор»? Он борется со святостью или за святость?

– Или на святках! – Венера с хохотом заваливается на диван.

– О-о-о! Да с тебя уже хватит, – он обнимает моментально затихшую подругу и прижимает ее к себе. – Что со мной сделает твоя Цербер Генриховна, когда увидит, что я тебя так напоил?

– Она же не узнает, – тихо отвечает блондинка, заглянув ему в глаза. – Чайку попьем, и я протрезвею.

– Ты ведь еще не торопишься домой, я надеюсь?

– Нет.

– Вот и хорошо! А когда уйдешь… – Паршин вдруг ощущает какое-то странное щемящее чувство, словно сердце, обвивая, сдавливает ледяная змея. – Главное, что бы ни случилось, не нервничай, и не оставайся надолго одна! Вера, у меня все-таки плохое предчувствие. Может, останешься у меня? Мне как-то боязно тебя отпускать.

– Все хорошо будет, ведь я уехала оттуда, – непринужденно улыбается она. – Саш тебе не о чем беспокоиться.

– Надеюсь, но если что, звони в любое время! – стараясь выглядеть веселым, говорит он.

– Договорились, – отвечает девушка.

Уже стемнело. Саша с Венерой теперь пьют крепкий чай. Слабая искра, вновь пробежавшая между ними, как напоминание о прошлой связи, гаснет без следа. Он провожает ее до остановки, где они и расстаются.

Вид вечерних улиц из окна маршрутного такси навевает мысли о чем-то прекрасном и далеком. Лерснер размышляет над тем, что гармония присутствует во всем, надо всего лишь ее заметить. Выйдя на своей остановке, Венера сворачивает в темный двор четырнадцатиэтажного дома. В ее душе царит спокойствие и умиротворение. В таком настроении она входит в подъезд и, оказавшись у дверей лифта, нажимает на кнопку. Секунд через пятнадцать девушка тихим шепотом высказывает все, что думает о неработающих лифтах, и поднимается по лестнице. Мысли о гармонии в мире окончательно улетучиваются, когда на площадке четвертого этажа на ее пути возникает компания нетрезвых подростков. Ответив что-то грубое на просьбу о сигарете, девушка продолжает свой путь. Вскоре она устало заходит в теткину квартиру и, захлопнув за собой дверь, прислоняется к ней спиной. Закрыв глаза, она несколько раз глубоко вздыхает.

– Венера! – окликает племянницу Марина Генриховна, как только та появляется в квартире. – Где ты была?

– Я уже пришла, – отвечает, совершенно не в тему, почти протрезвевшая девушка.

Марина Генриховна появляется в прихожей, держа в руке длинный мундштук с сигаретой.

– Ты что? Выпила? – с обычной надменностью спрашивает женщина, присмотревшись к поведению родственницы, которая стоит, словно прилипнув к двери. – Надеюсь, это Саша тебя напоил, а не Ленка. Но это уже твое дело, с кем пить. Я забыла вчера тебе сказать, я завтра еду на семинар для предпринимателей.

– На весь день? – немного взволнованно произносит Венера, которой совершенно не хотелось коротать время в одиночестве. Это не похоже на тревогу или страх, скорее она испытывает внутренний протест, но выразить его не осмеливается. Она давно уже не ребенок, чтобы ей требовалось постоянное внимание; она, приехав, сама вмешалась в ход дел Марины, и требовать от нее отмены ее же планов, было бы преступлением.