– А что насчет Солеа?

– Ну, – легкая улыбка тронула его губы, – собственно все прочее пространство – это изначальные владения Солеа. И честно говоря, сомневаюсь, чтобы кто-то из смертных или бессмертных когда-либо лично встречался с Солеа, это вообще великая загадка. Армадомараэ говорил мне как-то, что Солеа слишком велик, чтобы хоть однажды обрести подобие плоти и удостоить кого-либо своим вниманием.

– О да! – сердце Марины ухнуло вниз, холодным комом застыв в районе желудка, – Вот обрадовал! А что за Армадомараэ такой? Имя знакомое…

– Он помогал нам в поисках Гаитоэранта, – усмехнулся Кэрсо-Лас, – все опять сводиться в одну точку. Но, собственно, это был единственный случай, когда обстоятельства вынудили представителей разных сил встречаться или беседовать.

– Еще замечательней, – упавшим голосом пробормотала Марина

В висках вновь запульсировала боль. Что-то ускользнуло, в который раз. Что-то бесконечно важное…

– Я конечно догадывался. Что ты не простой представитель своей силы, – вдруг продолжил Кэрсо-Лас, грея в своих руках ее заледеневшие ладони.

– Почему? – удивилась Марина.

– Далеко не каждый способен так вольготно пользоваться собственным могуществом в самом сердце иной стихии. Гаитоэранта подожгла лишь мою материальную оболочку, причем для того, ей потребовалось вспыхнуть самой в чистом кислороде, ты же попросту затопила всю мою сущность целиком, толком не разобрав что именно сделала, оставшись во плоти…

– Ты не сопротивлялся, – неуверенно возразила Марина, – если бы…

– Я не был готов, я и предположить не мог, что такое возможно, – улыбнулся Кэрсо-Лас, – К тому же, твоя сила близка моей собственной, вреда бы не нанесло никому, мне незачем было сопротивляться, но нас окружала чистая сила Воздуха, тебя же это обстоятельство нисколько не притормозило. Гаитоэранта потеряла сознание, выключилась, так сказать…

– А у меня случилась истерика, – засмеялась Марина, чувствуя, что окончательно согрелась.

– Ровно после того, как я вновь стал собой, слабо вырубить ветер во владениях воздуха! А истерика, как ты ее называешь, всего лишь результат отката, – он сморщился как от зубной боли, – нет, положительно людской язык бесконечно несовершенен.

– Состояния, когда не знаешь, что делать с высвобожденной энергией, не имея намерений дальше ее использовать, – помогла ему девушка.

– Ну, в общем и в целом… да, – кивнул он, – все равно предположить, что ты и есть легендарный Солеа, я не мог…

– ЛегендарнЫЙ? – лукаво улыбнулась Марина, – кто решил, что именно НЫЙ, если никто никогда не видел меня во плоти?

– Хочешь сказать, что помнишь себя в изначальном облике? – искренне удивился Кэрсо-Лас

– Это единственное, что я вообще помню из своего изначального бытия, – Марина сняла с себя плащ, – Само имя Солеа на языке моря, если есть такой язык… впрочем, неважно. Скажем так, в моем восприятии это тождественно символу власти как данности, как единственной реальности, этому должно соответствовать противовес. Хотя бы номинальная физическая немощность, иначе не миновать экспансивного настроя. Это способ сдерживания самое себя, не больше, не меньше.

– То есть, хочешь сказать, женское начало предостерегает от стремления к власти? – недоверчиво хмыкнул Кэрсо-Лас.

– Зачем стремиться к власти тому, кто сам олицетворяет собой власть, дело не в женском или мужском начале, ты когда-нибудь думал о себе как о мужчине?

– Я вообще никогда не задавался подобными вопросами, – пожал плечами Кэрсо-Лас.

– То-то и оно… Просто для меня важен баланс, сила воды в восприятии всего существующего вокруг, основная сила сосредоточена в глубине, что-то сродни воронке наоборот… – Марина беспомощно развела руками, точь в точь как незадолго до этого Кэрсо-Лас, когда подбирал нужные слова, – чем глубже, тем больше понимания, больше силы, проникновения в суть всего сущего, а физическая, самая поверхностная оболочка обязана быть максимально восприимчивой, она не имеет права обладать еще и физической силой… Теперь понимаешь? – она с надеждой посмотрела на своего собеседника.