– Он же мог просто умереть от старости.

– Его личный врач сомневается. Он считает, что это была пси-атака.

– Ну, Вудсворт. Это сужает круг подозреваемых, – я прищурился, глядя на спокойствие в человеческом обличье. – Только близкие люди способны проникать в разум. Или по согласию.

– Вы лучше меня в этом разбираетесь, сэр. Поэтому вас и наняли.

– Он был таким, когда его нашли? – спросил я, подходя к жертве.

– Да, сэр. День назад.

Я осмотрел комнату. Никаких следов борьбы. Никаких признаков того, что кто-то ещё был здесь. Только смерть, которая пришла так тихо, что никто её не услышал. Я обернулся к Вудсворту:

– А как вы узнали, что он мёртв и на нём нет признаков насилия?

– О, естественно мистера Лонгфорда двигал я и доктор Грейвз, сэр, – ответил он, и в его глазах снова появилась та странная искра. – Но потом мы вернули в то же положение. Для полиции и детективов.

Вернули в то же положение. Видно, этот человек платил недостаточно, чтобы хватило на посмертное уважение.

– Кем работал покойный?

– Мистер Лонгфорд был частным инвестором и меценатом.

Разводчик паразитов, значит.

– Его семейное дело – это отпугиватели тумана, – ровно продолжил Вудсворт, не моргнув.

Ещё и торговец суеверным страхом.

– У него остались родственники, кроме вдовы?

– Да, сэр. Его сын, мистер Генри Лонгфорд. Живёт тут.

– Наследник?

– В некотором роде, сэр. Остальные дети мистера Лонгфорда живут в других городах, связи с ними он почти не поддерживал.

– Остальные? Насколько он был плодовит?

– Достаточно, сэр.

– Я так полагаю, мистер Генри не построил финансовую империю, раз живёт с родителями.

– Ему шестнадцать, сэр.

– Странное дело. Старик-отец и ребёнок-сын. И они были… близки?

– Они жили в одном доме, сэр, – уклончиво ответил Вудсворт.

В этот момент за дверью мелькнула фигура. Я обернулся, но успел увидеть лишь край чёрного подола и тонкие пальцы, цепляющиеся за дверной косяк.

Служанка. Интерес кошки, учуявшей новый запах в доме, или же волнения преступника, словно еретика, следящего за инквизитором, раскладывающим его дневники?

Я медленно достал револьверы.

Захар и Данил. Два верных якоря, без которых разум мог сорваться в бездну, и я бы уже не вернулся. Гладкая сталь, чёрный воронёный металл, утешительная твёрдость. Я чувствовал каждый изгиб замысловатой гравировки на рукоятках, как карту в хаосе чужих разумов. Их тяжесть напоминала мне, кто я и что я.

Револьверы, сделанные на оружейной фабрике Российской Империи. Джоселин до сих пор припоминала мне эту покупку, то ли из-за непатриотизма, то ли из-за суммы, которая ушла на них. Но она не понимала.

– Я иду. Времени потеряно уже достаточно, – я бросил дворецкому, сел на кресло напротив мертвеца, скрестил руки с оружием на груди и медленно вздохнул.

Мёртвый разум можно открыть где угодно. Тело уже не сопротивляется, сознание лежит перед тобой, как раскрытая книга похабщины и сожалений. Но чем ближе ты к мёртвому, тем проще убедить собственный разум в лёгкости прогулочки в глубины хтонического мира под названием человеческий рассудок.

Я посмотрел на Лонгфорда. Его тело всё ещё сохраняло позу человека, который просто заснул за своим столом. Его глаза, широко открытые, смотрели в мир и видели лишь пустоту. Могу лишь согласиться.

Я закрыл свои.

И шагнул внутрь.

Туман. Вновь этот чертов туман. Густой, тяжёлый, как дыхание болота. Он ползёт повсюду, застилая всё, что могло здесь быть. Он тянется в меня, тянет меня в себя. Я ступаю по пустому пространству, которое не было ни комнатой, ни улицей, ни даже мыслью. Ни звука, ни движения, ни проблеска мысли. Только холод. Только тягучая тишина. Только серая мгла, бесконечная и тяжёлая, словно кто-то вылил море пепла прямо мне в череп. Мир Лонгфорда распался и больше не был способен к жизни.