– И най кой дьявол вам все это сдалось? – уточнил Ричард, который все больше и больше осознавал весь абсурд сложившейся ситуации.
– О… Я обязательно отвечу на ваш вопрос, я вам объясню все, буквально все, но сразу после этого дела… Вы сами все поймете!
– Где-то это я уже слышал… – тихо произнес Ричард, осторожно щипая себя за бедро. Уж очень фантастично все складывалось.
– Джентльмены, чтобы вы понимали, за вашу помощь я клянусь, одарю вас согласно вашему высокому положению. Вы не будете сожалеть о награде.
Приятели озадаченно переглянулись.
– Значит, просто зайти, поздороваться со старушкой, поболтать с ней и уйти? – с подозрением уточнил громила.
– Да, истинно так! – заявил маркиз с энтузиазмом.
– Никуда не надо стрелять, нас никто не попробует убить, подчинить своей воле или утянуть в бездну?
– Нет, нет и нет! Готов принести любые клятвы! – сэр Нильс поднял руки в жесте капитуляции.
– Нууу… – задумчиво протянул Ричард.
– Блин, твое графейшество, я ж спать не смогу, если не узнаю на кой ляд все это надо его светлости!
– Мистер Салех, не вы ли мне говорили дня три назад, что жизнь меня ничему не учит? Я вот задумался, а чему она учит вас? – Ричард со вздохом поднялся. – Давайте, я не против.
– О, не стоит торопиться, мы как раз успеем распить бутылочку вина, пока все подготовят! У меня как раз есть бутылочка белого магического, десятилетней выдержки…
Короче, приятели согласились.
Рей и Ричард вошли в комнату мисс Сьюэтон. В комнате жарко топили и витал удушливый аромат благовоний.
В центре комнаты, в необъятном кресле, под пушистой шалью канареечного цвета сидела сухонькая старушка в чепчике. Бабушка была стара, безумно стара, а еще таскала на носу выпуклые очки, отчего ее глаза занимали половину лица – такое сильное увеличение давали линзы.
– Здравствуйте, мисс Сьюэтон! Я Ричард Гринривер, седьмой сын графа Гринривера. Со мной Рей Салех, сквайр, мой душехранитель и один из сильнейших волшебников нашего поколения! Мы пришли, чтобы засвидетельствовать свое… – Ричард замер, вглядываясь в лицо старушки. Челюсть той ушла вниз, глаза широко раскрылись, а губы посинели. – Маркиз Фокс! Вашей тётушке не хорошо!
– Ах, какое горе, какое горе, старушка преставилась! – в комнату вошел сэр Нильс. Они прижимал пухлые ладони к щекам. Бедная, бедная матушка, как же я без нее…
– Она, кстати, еще дышит, – перебил причитания громила.
– Да? – огорченно воскликнул маркиз.
– Да, но это ненадолго. Еще минутку… Ага, вот, теперь не дышит! – Салех добавил успокаивающие нотки в голос.
– Просто замечательно! То есть я хотел сказать, горе… Какое горе, бедная, бедная… Так, джентльмены, пройдемте за мной, нам следует обсудить один важный вопрос! – и маркиз увлек за собой гостей. За спиной они оставляли комнату с еще теплой старушкой. Ни слуг, ни врача Фокс звать не стал.
– Итак, джентльмены, я думаю, вы уже и так все поняли? – мужчина рухнул за стол и споро извлек на свет запыленную и очень старую на вид бутылку.
– Почти. Назовите причину, – Ричард дернул щекой, – почему вы сами не могли удавить старую перечницу?
– О, все очень просто. Клятвы, будь они прокляты, клятвы. Они сковывают меня по рукам и ногам! Я не могу причинять вреда близким, ни прямо, ни косвенно, – тех нервозности и истерики, что были в маркизе часом ранее, не осталось и следа. Аристократ оживал на глазах и его взгляд наполнила властность.
– Но, видимо, и эти клятвы можно обойти, – хмыкнул Ричард. В его взгляде появилось уважение.
– Да, пришлось взять один интересный артефакт, я убедил себя, что тетушку безумно люблю и что больше всего на свете она желает вживую увидеть героев Империи! А что ночами орет ваше имя, так это от большой, значица, любви. Перечитала карга старая бульварных газет. Недержание у нее случалось от вашего упоминания. Как вы понимаете, заранее сказать вам о плане я не мог, иначе получилось бы, что я изначально решил убить эту лошадь сутулую, а так, я всего лишь… сожалею о ней, благо клятва не обладает послезнанием, она судит в моменте. Приношу свои извинения за свое неадекватное поведение, это издержки метода. Так что я ваш должник, молодые люди! Тетушка могла коптить небо еще полсотни лет, это у нее семейное, но теперь я свободен в значительной части своих финансов.