В это время где-то на окраине города Филипп метался по кабинету. Он доставал с полок документы и тетради и бросал их в одну большую кучу. Ему нужно было успеть уничтожить нечто очень важное. На старом пошорканном столе в медном тазу догорали бумаги. Филипп торопился изо всех сил. Когда последний документ охватило пламя, он заворожённо посмотрел на танцующие языки. Огонь жадно объял бумагу, пожирая букву за буквой уже еле-еле видневшейся тайной записки.

– Успел, – с облегчением прошептал Филипп, когда за дверью раздались тяжёлые шаги. Они неумолимо приближались. Собрав всю волю в кулак, Филипп сел за письменный стол в ожидании своей участи.

«Быстро же работают проклятые фрицы», – подумал он. Рука невольно поползла в карман. Достав потёртые часы, Филипп взглянул на них так, будто время теперь могло иметь какое-то значение. Когда у самой двери шаги на мгновение затихли, он сунул часы за пазуху в потаённый карман.

В дверь не стучали. Ее вышибли ногой. В кабинет забежали двое солдат с автоматами и высокий чернявый немецкий офицер. На воротнике у него были две молнии. Серебряные галунные погоны с выпушками и три серебряные четырёхугольные звезды на левой петлице говорили о его звании унтерштурмфюррера. Филипп уже встречал эти знаки отличия особого отдела «СС», но всегда старался держаться от них подальше. Оглядев комнату и поняв, что они опоздали, офицер жестом дал команду своим подчинённым. Один из солдат схватил Филиппа за ворот пальто и резким движением повалил на пол вместе со стулом.

– На выход! – вскрикнул унтерштурмфюррер, ткнув заряженным вальтером ему в затылок.

Этот сон снился ему уже много-много раз, но каждый будто впервые: глубокий колодец с выложенными гранитным камнем ровными стенами и неудержимый полёт в тёмные, бездонные недра, сопровождающийся жутким воплем. Что было внизу, в самом конце падения, и откуда начинался путь, было известно одному Богу. И только он знал цель этого «путешествия». Результат кошмара всегда был одинаков – собственный протяжный крик, опережающий звон будильника, и холодный пот, насквозь пропитавший наволочку. Затем сотрясаемое нервной дрожью тело, сидящее на краю кровати, и вздох облегчения от понимания того, что всё уже позади.

Вот и сегодня, тёплым майским утром, Макс Волчик пробудился раньше положенного по той же причине. После нескольких минут ступора мысли начали проясняться сквозь головную боль. В ушах слышался лёгкий звон вчерашнего застолья, за которым Макс явно перебрал спиртного. Рука поискала рядом Алису, но постель оказалась пуста. «Наверное, уже ушла на работу», – подумал Волчик.

Услышав пробудившегося и постанывающего от алкогольной интоксикации хозяина, в комнату прибежал большой рыжий кот.

– Плюшик! – обрадовался Макс. – Как же ты можешь пропустить ритуал утреннего приветствия!

Кот запрыгнул ему на грудь и начал громко мурчать, перебирая лапами. В ответ Макс принялся наглаживать его мягкую, почти плюшевую голову.

Плюшик был очень умным котом. Иногда Максу казалось, что они действительно понимают друг друга. Он и его жена Алиса искренне полюбили этот пушистый источник позитива и нежности. До встречи с ним супруги не планировали заводить домашних питомцев. Но увидев на улице замерзающего голодного котёнка, который жалобно звал на помощь, Макс не смог пройти мимо. Когда они несли его в свою старую, облупленную квартирку, то твёрдо решили, что постараются поскорее пристроить малыша в добрые, заботливые руки. Но тот своей кошачьей харизмой, а возможно – теплом и благодарностью за спасение, переубедил их в первый же час пребывания на новом месте. Беспородный, с лёгкой ехидной ухмылкой и янтарными глазами, немного неуклюжий, но очень порядочный кот стал радовать их каждый день нежностями и мурлыканьем. Долгое время ему не могли подобрать имя. Называли Тимом, Барсиком, Маркизом. Он даже был сербским снайпером Ржавчиком Мурковичем, что крайне не устраивало Алису. В итоге, придя к общему знаменателю, кота нарекли Плюшиком.