Катрин захлопнула книгу и поспешно вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Она прижала обе ладони к губам, старясь сдержать слезы. Пока она еще не понимала, как реагировать на это послание. Ей ли было оно адресовано, или она вторглась в чужую тайну?

Катрин спустилась вниз, обошла дом, решив снизу посмотреть на таинственные окна. Но не нашла их. У таинственной комнаты, залитой светом, не было окон. Это открытие так поразило Катрин, что она вновь помчалась к подъезду, забыв о том, что может опоздать на работу.

– Вы что-то забыли? – преградив ей путь, спросила мадам Ванесса.

– Да, то есть, нет, – выпалила Катрин и растерянно улыбнулась. По строгому выражению лица мадам Ванессы она поняла, что возвращаться в тайную комнату не следует, развернулась и пошла к метро.

Почему-то всплыли в памяти слова: «тривиальное и пошлое – не область поэта. Яркое, выдающиеся, гротескное – таков предмет изучения поэта. Индивидуальное и величественное – вот его действительность»[3].

– Непременно после работы зайду в Собор Парижской Богоматери, чтобы увидеть индивидуальное и величественное, – решила Катрин, вспомнив устрашающих горгулий на козырьке крыши и воздушную изящность архитектурных форм лучистой готики. – Зайду и еще раз поразмышляю о том, что весь мир – это система противоборствующих сил, что вечная борьба завершается вознесением, поэтому так велико стремление человечества вверх. И мое стремление на крышу из той же области. Как и романтикам восемнадцатого века, мне хочется укрыться от повседневности в объятиях ветра. Согреться от холодного человеколюбия под лучами солнца. Расплакаться слезами дождя и обрадоваться вместе с радугой, перекинутой к тому, кто воспринимает этот мир так же, принимает его красоту, может расслышать в птичьем щебетании восторженный гимн Творцу.

Катрин подумала о том, что Ален вполне мог быть таким человеком. Ей хотелось в это верить. Пока повода сомневаться у нее не было. В ее воображении таинственный Ален был идеальным мужчиной. Но таков ли он в реальной жизни, Катрин не знала.

После работы Катрин шла по Елисейским полям к Триумфальной арке, размышляя о том, что по самой знаменитой улице, исхоженной вдоль и поперек туристами и парижанами, ходит ее таинственный господин Ален. Катрин остановилась и усмехнулась:

– Но мы с вами встретимся не здесь, а на крыше, с которой виден весь Париж.

– Позвольте узнать, где находится такая замечательная крыша? – спросил ее человек, очень похожий на господина в шутовском колпаке, приснившегося ей прошлой ночью.

– Это вы? – прошептала Катрин, попятившись. – А где ваш колпак?

– Колпак? – удивился человек. – Мадмуазель, я никогда не носил колпаков, тем более шутовских. Честь имею.

Он поклонился и скрылся в толпе. Катрин нахмурилась, подумала о том, что про шутовской колпак она не сказала ни слова, и, развернувшись, пошла кЭйфелевой башне. Зачем? Чтобы большеневстречаться со странным господином, который пошел к Триумфальной арке.

Катрин взяла билет, поднялась на смотровую площадку и, подставив лицо заходящим солнечным лучам, улыбнулась.

– Я так и думал, что вы говорили про эту крышу! – воскликнул странный господин, встав рядом с Катрин.

– Почему вы преследуете меня? – рассердилась она.

– По-моему, это вы следите за мной, – сказал он, обиженно.

– Я слежу за вами? – воскликнула Катрин. – Да как вам не стыдно. Вы…

Она замолчала, подумав о том, что этот странный лысоватый человек может бытьеетаинственным Аленом. Отэтой мысли стало грустно. Человек улыбнулся и, тронув ее за локоть, проговорил:

– Вы следили за мной, мадмуазель. Вы, вы…