– Да, Ярослав Николаевич. Спасибо за объяснения. И за оценку моего труда, конечно. Я подумаю.
– Прекрасно. До свидания, Роман.
– Почему у вас собака без намордника?! – возмущённо воскликнула женщина лет пятидесяти, пряча за спину трёхлетнего мальчика, скорее всего, внука.
«На майке, что ли, ответ напечатать?» – подумал Роман. Но вслух в тысячный раз озвучил:
– Это бассет. Ему не положено по закону.
– Тут же дети ходят, вы не понимаете?
– Пусть играют, я не против.
В это время, ну вот никак не в другое, Винт громко пролаял. Два раза.
– Ну вот видите! – женщина показала на Винта и задвинула ребёнка ещё дальше.
– Собачка говорит «гав-гав», – из-за спины бабушки произнёс малыш.
– Вот видите, – сказал Гончаренко, улыбаясь малышу, – даже дети знают, что собачка говорит «гав-гав». В любой ситуации. А не только, когда злится.
– Это собака, вы не можете знать, что у неё на уме!
– Почему же, в этот раз всё очевидно: «Хватит болтать и пошли», – перевёл Роман с собачьего и ушёл.
Женщина у него за спиной закачала головой, сокрушаясь неисправимости собаковладельцев. Винт, удовлетворённый, радостно бежал впереди Романа.
На другой стороне улицы Гончаренко заметил Вишневецкого. Улица широкая, две проезжих части, посередине – сильно пожелтевшая «зелёнка». «Поговорить с ним, что ли?» – подумал Роман. Тем временем тот тоже его заметил. Роман помахал рукой. Оба дошли до пешеходного перехода на своей стороне, перейдя дорогу, встретились посередине и свернули на траву.
Гончаренко пересказал Евгению свои с Набиевой рассуждения о деградации сновидений. Вишневецкого выводы Адолат, кажется, застали врасплох – как убеждённый либеральный демократ, он просто обязан принять право компании на свободную бизнес-стратегию, но как многолетнему оппозиционеру действующей власти сделать ему это чрезвычайно сложно. В конце концов Вишневецкий вроде бы нашёл выход из тупика:
– Это же госкорпорация, Ром. К тому же монополист. Нельзя же к госкорпорации те же законы, что и к бизнесу применять. Хотя… Ладно, наверно тут и вправду никакого заговора нет. Даже обидно. Но могли бы хотя бы помедленнее их изнашивать что ли. А ты сам когда начнёшь сны делать? – неожиданно сменил тему Вишневецкий.
– Вообще-то это не от меня зависит, это особый склад ума нужен. Но вы прямо как чувствуете, что я хочу попробовать.
– Интересно, наверно.
– Пока не знаю. Начальник говорит, что трудно и не очень-то уж и увлекательно. Но он, с другой стороны, работника терять не хочет.
– А я, знаешь, что думаю? Интересно – это когда для себя. А когда на заказ, по техзаданию, это такое себе развлечение. Для себя-то ты сможешь сны делать? Для друзей, например?
– Сомневаюсь. Для этого ведь оборудование нужно серьёзное. Такое на кухне не сварганишь. Но я пока вообще не знаю, способен ли создавать сны. Мне до этого только про потенциал говорили.
Вишневецкий сегодня выглядел ещё более странно, чем обычно. Роман только что это заметил. Дёрганный какой-то. Оглядывался по сторонам периодически. Ареста ждал? Гончаренко даже выдохнул облегчённо, когда дядя Женя, напоследок пожелав ему удачи, торопливо попрощался и убежал по следующему переходу, к которому они подошли. Винт, было, бросился вслед, но был остановлен поводком.
Вместе с небольшой сумкой на колёсиках вхожу в терминал, где уже почти собрались все наши. Почти – потому что несколько человек подходят одновременно со мной. Вся дюжина в сборе.
– Ну, что, все? – оглядывает компанию Варданян, – пошли тогда. Привет.
– Здравствуйте, – говорю вместе со всеми.
Катим к терминалу, а через некоторое время мы на высоте нескольких километров над землёй. Летим на острова. Компания устроила нашему отделу корпоративный отдых, выкупив на три дня небольшой остров у побережья Африки в Индийском океане.