- И о чем только думают люди, разрешая оперировать себя на кухне? –  поддакивает, передергивая плечами другой.

- На кухне? – Вадим Петрович с недоверием глядит на своего коллегу и разражается отборной витиеватой бранью.

Я замираю в дверях, не в силах поверить, что чопорный и надменный Косогоров вообще знает такие слова. А уж сами обороты, хоть записывай!

В этот момент, он замечает меня.

- А… Оля, - бурчит, словно никак не ожидал увидеть и тут же требует. – Давай!

Я отдаю ему папку и внезапно понимаю, что у меня трясутся поджилки. Во всяком случае, руки дрожат.

- А где Роберт? – обалдело спрашиваю я, обводя изумленным взглядом пустой кабинет.

- Пошел в зимний сад со Светланой Ивановной. Там у нас птички-рыбки и морская свинка специально для вони, - морщится он, отмахиваясь от меня как от надоедливой мухи. Потом поворачивается к коллегам и бросает в обычной нагловатой манере.

- Потом продолжим. Сейчас я занят.

Важные и напыщенные мужики как по команде выходят из кабинета. А Косогоров берет со стола айфон и уже через несколько секунд разговаривает с доктором, аудиенции которого моя мать не может добиться месяц.

- Иван, - весело пыхтит в трубку Вадим Петрович. – Прооперируй мою родственницу, пожалуйста. Считай это личной просьбой.

И через минуту закончив разговор, устало смотрит на меня.

- Во вторник Ваня… Иван Юрьевич лично прооперирует…

- А цена? Сколько он возьмет за операцию? – уточняю я на всякий случай.

- Нисколько, а ты должна будешь, - фыркает свекор и снова утыкается взглядом в снимки, развешанные по белому светящемуся экрану.

Я чувствую, как внутренности сводит от липкого парализующего страха. Ощущаю, что дыхание сбивается. Стараюсь сдержаться. Но бесполезно. Я попала в руки опытного кукловода. Он без всякой подсветки способен прочитать мои мысли и точно знает, что творится у меня в душе. Я слишком проста и неопытна перед этим монстром. Но ради себя и сына мне придется сражаться до последнего вздоха.

4. Глава 4

Вадим

Когда за Ольгой закрывается дверь, я устало отбрасываю снимки в сторону. Естественно, врача-вурдалака нужно судить за его творчество, но исправлять изуродованное тело пациентки я ни за что не возьмусь. Мысли сами собой перетекают на сноху. Мне до сих пор не верится, что я выжил, увидев стоящую посреди холла Ольгу в белых обтягивающих брючках и темной свободной рубашке. И главный вопрос, занимавший мое воображение, пока я спускался по лестнице со второго этажа и жадно рассматривал ничего не подозревающую невестку, сводился к одному.

«Она надела бюстгальтер? Или сиськи свободно бултыхаются под тонкой блузкой?»

Я сержусь на себя и на Ольгу одновременно. Виню ее во всех своих бедах, в глубине души понимая, что лажаю сам.

«Вот какое тебе дело, Вадик, до Олькиных сисек? Они, конечно, роскошные. Но их же лапали все, кому не лень. Девчонка у нас добрая-предобрая», – рыкаю я, вжимая в полик педаль газа. И только блеяние снохи заставляет меня сбавить скорость.

«Вот же дурак! – в глубине души корю я себя. – Роберт в машине, а у тебя опять весь мыслительный аппарат переместился из башки в задницу. Даже не ж.пой думаешь, нет! А членом! Он уж точно приободрился, стоило только представить Ольгины сисяндры».

Поэтому в кабинет я вхожу на взводе. В прямом и переносном смысле. И мои распоряжения, идущие от умника, восставшего в штанах, мне так же неприятны, как и окружающим. Но, с другой стороны, я просто обязан знать, кого приютил в своем доме. И если хоть что-то обнаружится в Ольгиной крови, найму в сраном Эдинбурге детектива. Пусть хорошенько покопается в грязном бельишке моей снохи. И стоит ей рыпнуться, представлю эти сведения в суд и лишу родительских прав.