Прибыв в аэропорт и пройдя регистрацию, мы попали в небольшой зал ожидания, где нас приветствовали остальные девять участников вечеринки. Среди них были лорд Питер Бротон, сводный и младший брат лорда Акфилда, и муж Кэролайн Эрик Чейз, с которым мы едва обменялись приветствиями на обеде в честь помолвки. Чейз был чужеродным элементом в клане Бротонов, он был воплощенный яппи. Этакий лощеный и агрессивный «администратор», чьи разговоры изобиловали избитыми фразами капиталистического толка и упоминаниями его членства в «Бруксе». Самой яркой его чертой было почти патологическое хамство, которое делало его одновременно и менее жалким, и более неприятным, но каким-то странным образом более привлекательным для женщин. Вообразить себе не могу, почему у представительниц противоположного пола (и резко в отличие от нашего собственного) он имел несомненный успех. Наверное, его можно было назвать красивым, этакий гладкий, откормленный красавчик, а довольство собственной внешностью, как и, очевидно, блестящим браком, он демонстрировал постоянной сменой слишком приталенных костюмов из шерсти и твида. Позже я узнал, что его отец работал управляющим на Британской железной дороге. Они с Кэролайн были очень странной парой, их политические и философские взгляды расходились диаметрально. А разгадка была проста: женившись на ней, он отдавал дань своим правым взглядам, она же вышла за него в угоду своим левым взглядам. Но сами они этого не замечали, потому что, оставаясь наедине, почти не разговаривали. Вот так и случается, что, прожив вместе десять или даже двадцать лет, муж и жена вдруг обнаруживают, что по-разному смотрят на самые основные жизненные принципы.

Чарльз, со стаканом шампанского, подошел к нам, приветливо улыбаясь. Ради Эдит, а может быть, и ради меня самого он твердо намеревался не дать мне почувствовать себя лишним в компании, все члены которой (за исключением Чейза) играли вместе в детской, и он боялся, что они могут повести себя грубо с актером, о котором никогда не слышали. Его забота тронула меня до глубины души, но ему не стоило так волноваться. Я не родился актером. Я не только учился с Камнором в одной школе, с одним из этой компании я дружил в детском саду, с другим общался в год, когда вышел в свет, а в третьем узнал своего знакомого по Кембриджу. А еще я знал, что лорд Питер был одно время помолвлен с кузиной моей свояченицы, так что мне нечего было опасаться. Вот такой тесный мирок все еще существует в стране с шестидесятимиллионным населением уже сто лет спустя после прихода социалистов к власти.

Чтобы еще больше подчеркнуть мое особое положение, когда мы сели в небольшой самолет, специально заказанный по этому случаю, Чарльз выбрал место рядом со мной. Несколько развязный стюард принес нам еще шампанского и жестковатые блины, в которые было завернуто буквально несколько икринок. Мы устроились поудобнее.

– Все это очень мило.

– Я рад, что вы поехали.

– Я тоже.

– Именно вы нас познакомили.

Я рассмеялся:

– Еще рано судить, заслужил я хулу или благодарность.

Чарльз был не в настроении шутить.

– Благодарность. Я думаю, благодарность. – Он помолчал. – Знаете, Эдит считает вас очень умным человеком.

– Как мило с ее стороны.

Он опустил глаза, рассматривая свой бокал:

– Конечно, она такая умница. Вы не могли этого не заметить.

Не могу сказать, чтобы я вообще об этом задумывался. Эдит определенно была далеко не Гертруда Стайн. Интеллектуал в ее представлении – это тот, кто читал последние афоризмы Джона Мортимера. Но все-таки мне бывало с ней довольно весело, а по моему опыту, люди с чувством юмора редко оказываются глупцами.