так как он здесь правил бал.

Он, Обман – премьер-министр

и любой его каприз,

несмотря на страх и риск,

выполняться должен в срок,

а не то, вот стул, да ток,

вольт так это-к на пятьсот.

Для начала – сорок пять,

как получишь, выполнять

побежишь любой приказ,

хоть и мал боезапас.

Он, Обман – премьер-министр

и на мир лишь сверху-вниз

он привык взирать и в том,

сам он был себе закон.

Всё он сгрёб и здесь, и там

и теперь к своим мечтам

он прибавил царство Русь,

вот он – самый жирный гусь.

Всё уж сгрёб, лишь Русь опять

вицей надо подгонять -

в рай не хочет, тянет вспять,

«дурочка́» давай включать,

упирается лаптё́м

в крышку печки, да локтё́м,

так и хочет под дых дать,

ей, сермяжной, не понять

стройных планов мудрый крой,

ишь, не хочет в путь прямой.

От неё и кризис жмёт,

а она лишь только ржёт,

миллиардною ордой…

Ох, уж этот древний вой…

Нет. Сидит в Кремле не тот,

кто б ему глядел бы в рот,

кто б покорен был да млел…

Вишь, холоп как осмелел,

Русь с колен, гляди, поднял

и на Запад наплевал…

Мчась в "Богати" в главный штаб, в руль вцепившись будто краб,

План прокручивая свой, где бы дать Ивану бой,

Сигаретою пыхтя, сэр Обман терзал себя:

– Не давить же их войной?

Только тронь осиный рой,

так ответят, что опухнешь

и от яда мёртвый рухнешь.

С ними надо похитрей… -

газ давя ещё сильней,

мчался он по автобану,

мысль ловя между бровей. –

Сколь мечей уже сломали,

сколь хребтов переломали…

не выходит ни чего,

Ванька-встанька всё равно

на ногах опять стоит,

улыбается корява

и с азартом ждёт удара…

А теперь у них там пара…

Тьфу, ну, как её – Снегурка,

вышла замуж за придурка

и злодею помогает…

И агенты сообщают –

В гору Русь бегом пошла,

не догнать уж, обошла

всех и снова в силе стала,

и теперь рубля обвалы

не страшны ей, царь Иван

Рубль злато́й взамен бумаги

в оборот пустил. Дворняги…»

Тут "Богати" подскочил, бугорочек зацепил,

Крутанулся на асфальте и Обман педаль вдавил:

«Этот вольности росток,

непонятный всем Восток,

роет ямы на дорогах

для прогресса… В нём порок.

Что там кризис? – Ерунда.

Русь – вот главная беда.

А, точнее, сам Иван

и его семейный клан».

…Солнце к Месяцу склоняясь, подмигнул

И, чуть дивясь на земную суету, пробасил:

– Понять смогу

я земную чехарду,

лишь покуда райский свет

будет лить с благих планет

благость, радость и любовь,

в мир, где часто льётся кровь,

в мир, где чаще на коне

зависть, жадность, и в вине

дух мятежный ищет правды,

где враги не так коварны,

как друзья, где предаёт друг,

а „верная“ любовь,

изменяя вновь и вновь,

оправдания не ищет,

потому что „правду“ ищет.

Не спалю лучами я

этот мир, покуда я,

хоть одно создание вижу,

что хоть видит эту грыжу

и томится, но живёт,

мир собою бережёт.

«Да и я не упаду

в мир хрустальный, сберегу

я планеты тонкий слой,

Солнце братец, я косой

не скошу сей мир подлунный, -

Месяц гласом громким трубным

братца Солнце поддержал

и смеясь, так продолжал, -

В этом мире для меня

будут главным два сосца

для младенца, что зовёт

писком мамку. Кто тут врёт?

Дарит в мир надежду он,

что спасёт, иль сам спасён

будет он – Затем рождён!

Материнская любовь

в мир надежду дарит вновь».

– Ну, так дальше. В путь. Вершим.

Месяц, братец, поспешим.

Сказок много, но одна –

наша, лучше, как всегда!

И свершив полезный круг, по экватору вокруг,

Солнце с Месяцем, катясь через небо не таясь,

Появились снова там, где весной уж был Иван.

Где в урочище тайги был он гостем у Яги,

И куда его опять глаз зелёных томных гладь

изумрудною волной тянет силой озорной.

ДОЖДИК. АВГУСТ и СЕНОВАЛ

Как накаркала Яга,

во́след мо́лодцу глядя,

так и сталось – голова

закружилась молодца́

и любовный сладкий хмель,

сбросив с пе́тель мнений дверь,

Ваню с девицей красой

разом ухнул в летний зной.